принять за невинную барышню.
– Нет, девственница! – уперся второй. – Ты же никогда не занималась любовью как ведьма?
– Ну, смотря что ты имеешь в виду... – немного смутилась Маша.
– Я имею в виду то, что люди чувствуют секс по-другому.
– Да? – воодушевилась Маша и снова начала целоваться с близнецами, но вдруг передумала, так как к групповой любви не была готова ни в каком состоянии.
Ускользнув от братьев, она пошныряла по танцполу, где уже все высохло, поняла, что танцевать больше не хочет, поднялась на второй этаж и присела на диванчик, с которого открывался хороший вид. И почувствовала его. Это было не желание, это было безумие, и опять, опять она ощущала свободу, свободу делать то, что пожелает, свободу любить, наслаждаться своим телом, чужим телом, желание обнимать мужчину и не думать ни о чем – как ты выглядишь, что он думает, что будет завтра, о чем с ним говорить, чтобы произвести на него впечатление... Это был просто секс – секс ради секса, ради удовольствия, ради ничуть не душевной, а вовсе даже животной, чувственной близости... Она обернулась и встретилась с ним глазами – он сидел в темноте, но она все видела. Видела, что он ей нравится, что он – идеальный, что у него очень мужские руки в венах, что у него жилистые предплечья, от плеча до кисти – татуировки, и на шее тоже, и еще у него коварная улыбка, и острые зубы, и глаза с длинными ресницами... Она плохо понимала, как, собственно, они начали целоваться, куда он ее отвел, и она уже лежала на каком-то столе, а он держал ее за бедра, и ее тело двигалось вместе с ним, и это не было красиво, это было сексуально, и они были такие естественные, что Маша ощущала все движения его тела, каждый вздох, и она чувствовала себя раскованной, даже порочной, сумасшедшей – и это было то, чего она хотела всю жизнь, но не имела, потому что была ранее человеком.
Самое смешное, что он все-таки взял у нее телефон – прямо как обычный парень, и целовал ее потом – мягкими, нежными губами, и гладил сухими пальцами – от ключиц до колен, и эта была настоящая близость, хоть и без любви. Хоть и без имен. Имя, он, правда, потом сказал – Саша, и Маша даже ощущала к нему расположение – как к человеку, от которого ты не хочешь всего, который оказал тебе небольшую, но важную услугу – просто так, и тебе нечего от него требовать, и он не хочет, чтобы ты стала такой, какой он тебя рисовал...
Маша оделась, а когда застегивала ремень, поняла, что первый раз узнала, что такое настоящий секс.
Она изменилась – точно знала, что изменилась, и ей даже не надо было смотреться в зеркало, чтобы это заметить, – она понимала, какой у нее теперь взгляд, и ощущала какую-то невозможную женственность, свою женскую привлекательность, чары.
Маша спустилась вниз, отловила Веру, которая тут же принялась ее осматривать со всех сторон, и попросилась домой. Хватит на сегодня впечатлений.
– Мне так все это нравится! – воскликнула Маша, когда они вышли на воздух. – Это мое! Я всегда чувствовала, что мне чего-то не хватает, что я живу какой-то постылой, чужой жизнью! Я дома! Я с вами!
– Не обольщайся, – осадила ее Вера. – Сейчас все такие милые, такие приветливые, но они уже думают, что ты собой представляешь, как ты можешь им помешать...
– Ой... – поморщилась Маша. – Только не надо портить мне настроение!
– Я не порчу! Я просто тебя предупреждаю – чтобы не было опасных иллюзий. Мы же ведьмы, дорогая! Ни доверия, ни привязанности, ни искренней симпатии...
– А ты? – удивилась Маша. – Ты мне друг?
Конечно, вопрос звучал наивно, но как еще можно было спросить?
– Не знаю... – Вера пожала плечами. – Мы с тобой едва знакомы.
– Но почему ты мне сказала? – Маша всплеснула руками. – Ты же обо мне позаботилась!
Вера задумалась.
– В знак протеста, – выдала она наконец. – Надоело не вмешиваться. Понимаешь, тут вроде как все за себя – если у тебя что-то получилось лучше, чем у других, никто не станет делать вид, что любит тебя, что радуется твоим успехам. Зависть, типа, нормальное чувство. Тебя вечно стараются обогнать.
– Но у людей все то же самое!
– У людей есть чувство вины. Есть страх. Есть религия. Они боятся Ада. Ну, и все в таком духе... А нам чего бояться? Мы – часть людских страхов.
– То есть вас... в смысле, нас никто не может наказать? – спросила Маша.
– Может, – кивнула Вера. – Но для этого надо сделать нечто невообразимое. Пойти против своих. Бывают скандалы, разборки... Но мне, если честно, кажется, что это больше для того, чтобы со скуки не помереть.
– А весь этот конец света, и я, и Андрей – тоже от скуки? – насторожилась Маша.
– Непонятно, – вздохнула Вера. – Мутная история. Ладно, поехали, покажу тебе мой загородный дом.
– Ух ты! – оживилась Маша. – Загородный дом!
Это было здорово – ехать в ночь по шоссе. Мало машин, от черных деревьев пахнет сыростью и особенной, пряной летней свежестью, и где-то вдалеке горят костры, и висит луна, которая за городом кажется больше и ярче...
Они отъехали километров за сорок, после чего Вера свернула направо, машина запрыгала по неровной дороге, проскочила сквозь березовую рощу и совершенно неожиданно выехала к дому, который стоял прямо в лесу. Мало того, что в лесу, еще и на обрыве, который возвышался над излучиной реки. Красота была упоительная – ели, дубы, березы, кустарник, на другом берегу, в отдалении – деревня, храм возвышается, и над всем этим нависает здоровенный каменный дом, который только в Голливуде снимать – прямо-таки «Призрак дома на холме»... Они вышли из машины, и Маше вдруг стало так хорошо, словно она из кругосветного путешествия вернулась домой. Вблизи особняк не был страшным – наоборот, он манил, и от него веяло каким-то английским уютом – как из детективов Агаты Кристи или сказок о Гарри Поттере.
– Добро пожаловать в настоящую колдовскую усадьбу! – торжественно объявила Вера, открыв дверь.
Маша вошла и тут же отшатнулась, громко воскликнув:
– О боже! Вера! Надо позвонить в милицию!
– Зачем? – Вера на всякий случай отошла от нее подальше и взглянула на нее с подозрением.
– Но... – Маша обвела рукой помещение. – Кажется, тебя ограбили...
Они стояли на пороге очень большой комнаты с темными балками на потолке, с высокими французскими окнами, из которых открывался вид на пруд – судя по всему, искусственный; с двумя каминами и множеством заманчивых диванчиков, на которых валялись шкуры, пледы и подушки. Но только весь этот уютный интерьер выглядел так, словно здесь проводила обыск бригада бойцов «Альфа».
– А! – рассмеялась Вера. – Ты это имеешь в виду... Это просто творческий беспорядок.
– Творческий беспорядок? – поморщилась Маша. – Вер, да тут, наверное, змеи ползают... Ядовитые.
– Нет никаких змей! – рассердилась Вера.
– Ты что, не можешь нанять уборщицу? – удивилась Маша.
– Могу! Но я ненавижу уборщиц. После них ничего не найдешь! Так что сюда раз в месяц приезжает одна надежная женщина, но сейчас лето, она в отпуске, поэтому придется потерпеть. О’кей?
Маша кивнула, и Вера провела ее по дому, в котором оказалось не так уж много комнат – просто все они были очень просторные. Кухня, гостиная, столовая, одна спальня на первом этаже, при ней ванная, две – на втором (во всех спальнях, кроме Вериной, к счастью, было чисто), там же невероятного размера ванная комната и скромная вторая гостиная с телевизором.
– А теперь – святая святых, – предупредила Вера и отперла дверь на чердак. Чердак был огромный – там не было перегородок, и поначалу казалось, что не видишь конца и края. Одна часть представляла собой библиотеку, где нашлось все – от каких-то обтрепанных томов пятьдесят сантиметров на семьдесят до собрания сочинений Татьяны Устиновой. Там же, у окна, находилось большое бюро. В библиотеке тоже царил жуткий хаос: книги валялись как попало и где попало, бюро было завалено бумагами, а на полу стояли чашки, покрытые изнутри плесенью.
