внедорожник у самого настоящего уголовника... – Хочу вам представить человека, который заставил меня плакать четыре раза подряд! Внимание! Звезда русской литературы Максим Гранкин!
– Я вас читал... – тут же встрял Астахов.
Ничего он не читал. У него времени нет. Слышал, может, открыл даже, пролистал пару страниц.
Все друг другу жали руки, пылкая Наташа даже расцеловала звезду русской литературы, чем заслужила хлесткий, как прут, взгляд астаховской девицы.
– А это моя жена, Галя, – сквозь весь этот гвалт донеслось до Насти.
Максим вытащил из-за спины Астахова рыжую девицу и прижал к себе.
Настя улыбалась, пожимала девице руку, приглашала гостей в беседку, но все это делало ее тело – как тогда, когда она с жуткой ангиной, температура тридцать девять и два, горло болит так, что даже дышать больно, играла в «Бесприданнице» Островского.
Этого. Не. Может. Быть. Почему они не написали на книге «Женат на лахудре – руки прочь!»?
Эта особа – его жена? Жена?
Мир рушился.
Так!
Главное – никакого хамства и сверхлюбезности – как бывает, если изо всех сил стараешься не задеть человека, который тебе неприятен.
Черт! Как он мог на ней жениться?
Он – нежный и чувственный, а она – настоящая оторва. Без вкуса. Не уродка – нет, но такая... злая.
Злая оторва уселась возле мужа и взяла его под руку. Ага... Мое, типа. Может, отравить ее? Если, например, насыпать в чай или кофе грамма три кокаина, можно ведь будет свалить на передозировку? Кокаин же почти безвкусный. Идея! Надо подмешать порошок в мороженое!
Только вот, увы, наркотиков Настя не употребляла, но это не препятствие – один звонок, и часа через два, как раз к десерту, ей привезут что угодно, куда угодно. Есть же наверняка элитные наркодельцы с пятизвездочным сервисом.
– Давно вы женаты? – поинтересовалась Леночка.
Спасибо, Леночка!
Разговор так и так крутился вокруг писателя – он был новым человеком, и всем было все интересно.
– Три года, – ответила Галя.
Ха! Кризисный период!
Настя суетилась, давала указания Вере Ивановне, устраивала всех поудобнее, но на самом деле наблюдала за ним. Время от времени Максим целовал Галю в макушку, которую та подставляла – кризис, карамба, отнюдь не на лицо.
И – не считая этих поцелуйчиков – он Насте нравился все больше и больше.
– А где вы познакомились? – хлопая ресницами и изображая Душечку в кубе, поинтересовалась Леночка.
– Галя – аудитор, – ответил Максим.
Н-да. Романтика. Она считала его деньги и так возбудилась, что отдалась ему прямо на квартальной ведомости.
И тут Галя выступила. Благодарная аудитория была завоевана душераздирающей повестью о налоговых льготах, в которых Максим не разбирался, о кондиционерах в треть цены, о домашних обедах, которые готовит некая приятельница Гали и развозит на потрепанном «Мицубиси Паджеро», в общем, о всех тех благах, что привнесла с собой Галя в жизнь Максима.
Не то чтобы это было отвратительно.
Галя даже заинтересовала большинство – и ее, Настю, тоже... пресловутыми налоговыми льготами. Но все это не укладывалось в представления о настоящей любви. Дешевые кондиционеры? Хороший повод дать клятву верности.
Вскоре прибыл Миша – издатель, и вспышка внимания к жене писателя угасла.
За глаза Мишу называли Миша-Жопа, так как бедра у него были спелые, круглые, наливные. Также имелись три подбородка и взгляд рэкетира эпохи перестройки. Ездил Миша при этом на роскошнейшем «Феррари», заполняя его на две трети всеми своими подбородками и филейными частями, и слушал старомодный рэп вроде «Изи И».
Миша очень ловко пристроился рядом с Гранкиным, легким движением среднего подбородка оттеснил Галю, которую зажали Лена с Наташей, и завел песнь о Франкфуртской ярмарке.
– А какой бизнес у Максима? – поинтересовалась Наташа.
– Ну, у него два помещения под офисы, и еще он производит вешалки, – с долей ревности («С какой целью интересуетесь?») призналась Галя.
– Вешалки? – удивилась Наташа.
Галя рассказала, как это прекрасно – продавать вешалки, особенно, если входишь в тройку лидеров, как это увлекательно – общаться с творческими людьми, например модельерами, и вообще это все-таки производство, а не спекуляция...
Настя, конечно, была просто несказанно рада благополучию семьи Гранкиных, но богатый писатель – это просто отстой. Значит, его не интересуют деньги. То есть интересуют, но, видимо, косвенно.
Бред какой-то.
Вешалки, Галя... И при чем тут Ривьера, малиновый закат, черное ночное море, поцелуи с ароматом красного вина, вентилятор под потолком, белый полог?..
А?
Непонятно.
Как он может писать такие сложные, нервные, с обнаженной душой – прямо-таки все сосуды наружу торчат – книги, если вокруг сплошная пластмасса, включая и эту жеманную, злую бабищу?
А в том, что Галя злая, сомневаться не приходилось. Она-то считала себя «своей» – и готова была броситься в атаку, если бы почуяла аудиторским чутьем, что ее не принимают. Настя секретничала с Леночкой: перемигивалась, пожимала плечами, строила рожи – сдерживая порывы друзей не оставить от Гали и мокрого места.
Гриша тем временем нанизал шашлыки, разложил рыбу на решетке – взял все в свои руки. Так было принято.
– А мы мясо не маринуем, – обрадовала всех Галя. – Жарим в естественном виде. Соусы отбивают вкус.
– Вкус чего? – нахмурилась Наташа.
– Если хотите, есть еще курица и рыба без маринада, можно пожарить, – купировала скандал Настя.
Конечно, гастрономические заскоки Гали – не повод даже для мелкой перепалки, но было в ней что-то препротивное. Мгновенная острая неприязнь, как приступ перитонита, скрутила Настю не просто так – Галя, как лошадка, шла по чистой аллейке и усыпала душными яблоками нарядный гравий. Настю отличала терпимость – по работе она каждый день встречала откровенных психопатов и мошенников, но в каждом было свое очарование, даже в Мише-Жопе, который умел любого автора, вооруженного агентом, юристом, бухгалтером и психиатром, смягчить и воодушевить, но в Гале не было обаяния даже на чайную ложку, а шарма не больше, чем в старом бульдозере.
– Ой, замечательно! – с таким видом, словно добилась от заторможенной официантки расторопности, одобрила Настину идею Галя.
Шашлыки были готовы и пахли так, что слюни текли в тарелки.
Галя не без брезгливости положила себе крылья-гриль (вдруг они стояли рядом с маринадом?), а Максим удостоился ее неодобрения – с аппетитом набросился на дивную телятину, замоченную в травках, и на семгу под соусом.
– Как вкусно! – простонал писатель.
– Вера Ивановна – гений, – улыбнулась Настя.
Про Максима она так ничего и не поняла.
