рассудка, и вот сейчас томилась, как пятнадцатилетняя девица, мечтающая целоваться.
Прошло две недели. Две гребаные недели. И ничего. Он не звонил. Формально Максим писал поэпизодный план, но... Разве для звонка нужен повод?
И вот он приехал, все в тех же джинсах, только майка черная с Веселым Роджером, на запястье – дорогие часы, на другой руке – веревочный браслет с какими-то медными кругляшками и камушками, а ноги – в стильных сандалиях.
Привет – привет.
Кастрировать подлеца.
План обсудили, Гриша, как всегда, ворчал, Маша выдала список замечаний в три раза длиннее эпизодника – рутина.
Как бы утащить его в постель? Может, прямо сказать: мол, давай-ка перепихнемся и снимем эту проблему с повестки дня?
С эпизодником так ничего и не решили. Гриша предложил поехать к Насте на дачу. Настя согласилась. Максим отказался.
– Завтра суббота, – напомнил Гриша.
– Мы с Галей хотели в кино сходить, – оправдывался Максим.
Стопроцентный трудоголик Гриша, для которого не существовали никакие обязательства, кроме деловых, двинул речь, много лет назад сочиненную для нерадивых сотрудников. Из речи следовало, что нефть, политика, медицина, преступления – все это выдерживает и выходные, и праздники, и форсмажоры, а вот кино – нет.
– У нас сроки, – в завершение выступления развел руками Гриша.
– Хочешь, бери с собой Галю, – неожиданно для себя предложила Настя.
Вот ведь... черт! Что, первый росток садомазохизма прорезался? Неужели она впала в детство и готова размахивать трусами перед своим кумиром, зная, что у него жена – супермодель, двое прелестных детей и любовница – наследница компьютерных миллиардов?
Максим позвонил Гале и все уладил. Два дня этот суккуб будет дышать ее воздухом.
За Галей пришлось ехать в Медведково. Там Галя копошилась, собиралась, как в эвакуацию, выдирала провода из розеток... Дурдом.
Наконец, они отправились в путь.
По дороге Галя все порывалась остановиться у магазина, купить то гель для душа, то обезжиренный творог, и Настя с Гришей таскались за ними по супермаркетам и уездным магазинам, потому что и гель, и творог были не те, не правильные.
Наутро решили идти купаться. Причем утро у всех началось по-разному. У Насти и Гриши, спавших в главном доме, – в одиннадцать.
У Максима непонятно когда, а вот Галя вроде как в шутку обозвала их сонями.
– Ну, вы и спите! – ахнула она, завидев Настю, вышедшую в сад с чашкой кофе.
До полудня оставалось чуть меньше получаса.
– В смысле? – ровно, на одной ноте, уточнила все еще сонная Настя, которая не умела, открыв глаза, сразу начинать жить.
– Ну, все проспали! – хохотнула Галя.
Что же тут смешного, дамы и господа?
– А что было? – дружелюбно-дружелюбно поинтересовалась Настя.
– Ну, мы встали в половине девятого, – сообщила Галя.
– Кровать неудобная? – разволновалась Настя.
– Нормальная, – Галя пожала плечами. – А...
– Что же вы вскочили в такую рань? – Настя изобразила настоящее потрясение.
– Я... – начала Галя, но тут явился Гриша, с которым на эту тему спорить было бессмысленно: он выглядел так, будто спал от силы часа полтора.
– Что вы так кричали? – буркнул он. – У меня под окном!
– Я? – покраснела Галя.
– Максим! Максим! – передразнил Гриша. – Вы его что, потеряли?
Галя вроде собиралась всерьез обидеться, но, как ни странно, догадалась, что Гриша ворчит всегда – по-другому общаться не умеет, и замолчала.
– Пойдем купаться? – предложила Настя.
– Купаться?! – с отвращением воскликнул Гриша. – Конечно!
Почему-то он всегда любые предложения воспринимал как истинный православный, которого в пост угощают скоромной свининой. Но неизменно на все соглашался.
Максим вышел из душа с мокрыми волосами, в прилипших к влажному телу белых шортах – аристократ, ей-богу. Выглядел этот гад так, словно все утро занимался сексом. Хотя это вряд ли – зачем тогда Галя под окнами у Гриши кричала: «Максим!»? Может, он занимался сексом не с женой, а с... поселянками?
После завтрака отправились на пляж. Настя повела их далеко, к санаторию, бывшему советскому, теперь частному, куда ее, как любимицу публики, пускали на белый морской песок, в цивилизацию. На пляже были бар, шезлонги, махровые простыни, тенты и тихая буржуазная публика. Галя сняла сарафан в крестьянском стиле – сборочки и цветочек, который ей решительно не шел, и Настя с недовольством оценила ее подтянутую фигуру – только задница низковата и бедра как-то странно вывернуты.
Настя же скинула белое платье с зап?хом и тут же стало ясно, как божий день, что ни в какое сравнение с ней крепышка Галя не идет.
Стройные ручки-ножки с тонкими, прозрачными кистями-щиколотками, длинные, словно вытянутые неким механизмом, но мускулистые, с красивым женским рельефом, крепкая грудь второго размера, высокая шея... Настя была немножко инопланетянкой, как бы по ту сторону зеркала, которое и стройнит, и смуглит, и сглаживает неровности. И пока Галя трясла сиськами, поднятыми желтым бюстгальтером, и суетилась, переставляя шезлонг то вправо, то влево, Настя легко устроилась на полотенце, расслабилась и отрешилась от всего сущего.
– У кого есть зажигалка? – послышался голос Максима.
Настя вслепую залезла в сумку, нащупала зажигалку и протянула на голос. Глаза почему-то открывать не хотелось. Их руки коснулись друг друга – и это было словно удар под дых. Дыхание перехватило от странной душевной боли, от резкого, как хук слева, желания.
Настя все-таки прищурила один глаз и сказала:
– Не потеряй, она у нас единственная.
Позже они отобрали надувное колесо у знакомых, нашедшихся здесь у Гриши, и бросились в воду. Настя захватила колесо и отбивалась от нападений, но промчался катер, поднял волну, она перевернулась и рухнула на Максима. Он коснулся ее целых три раза!
Двумя руками за талию, а ее бедро проехалось по его ноге. Руки переплелись, когда они спасали чужое колесо. Одна рука – на ее стопе, другая – в ладони, когда он помогал ей влезть обратно.
Галя-ундина вынырнула из ниоткуда и тут же обозначила приоритеты – повисла на муже и уволокла его куда-то. Наверное, на дно, к жабам и змеям.
Честное слово, детский сад! Ведь Настя не просто так опрокинулась – нарочно упала в его объятия. Вот на какие хитрости приходится идти взрослой женщине, чтобы всего-то коснуться мужчины!
Можно было, конечно, задушить это не раскрывшееся чувство на корню, но не могла она бороться с желанием – оно было слишком сильным. Уложило ее на обе лопатки.
Потом они сидели под тентом и потягивали коктейли. Гриша заснул.
Галя устроилась чуть в стороне от Максима и зыркала по сторонам. Видимо, она была из тех женщин, что стыдятся нежности, сексуальных полунамеков, близости – все это ей заменяли строгость, придирчивость и какая-то сучья ревность собаки к своим детенышам. Не было у них ни влюбленных взглядов, ни случайных касаний, что так много значит для парочек.
Ну, почему Галя? Почему он выбрал ее, а не тихое бледное создание, которое возбуждается от рецептов и пеленок?
Хотя, возможно, ранить такое вот создание Настя бы постеснялась, а вытравливать из Максима эту жуткую Галю было не стыдно, не безнравственно.
