– Федь! – Настя бросилась ему на шею. – Ты тут с женщинами?
– Пока нет, – удивился Федя.
– На десять минут, умоляю, покажи класс!
Задача была простая: подойти к Максиму и K° вместе с Настей, изображая то ли старого друга, то ли любовника – да так, чтобы никто не догадался, и выдать такую порцию сексуальности, чтобы Галя слегла с тепловым ударом.
– Мы снова с вами! – радостно сообщила Настя всем-всем-всем. – Это Федя. Маша, Давид, Максим, Галя.
Галя сделалась под цвет платью. Кто знает, может, Федя – резидент ее сексуальных грез?
– Ой, а я видела ваш последний фильм «Между нами»! – подала голос Галя.
– Понравилось? – самым чувственным голосом произнес Федор.
– Ну, вы понравились, а фильм не очень, – ответила Галя. – Я такие не люблю.
Фильм был о соревновании между отцом и сыном, о сложных отношениях и об одной женщине, которую они полюбили и которая должна выбрать – опыт или молодость, отец или сын.
Фильму пророчили «Пальмовую ветвь» – он был очень сильным, но при этом зрелищным, увлекательным, с тонким психологизмом, так что рецензия из серии «я такие не люблю» удивила всех, кроме Максима, который кино не видел.
– А какие вы любите? – еще более чувственно (но ничего личного!) спросил Федя.
– Ну... – Галя задумалась. – «Москва слезам не верит», «Любовь и голуби».
– А из современного? – поинтересовалась Настя.
– «Основной инстинкт», «Слияние двух лун».
Все закашлялись.
– А я люблю Кустурицу! – быстро заполнил паузу Федя.
Ха-ха-ха! «Слияние двух лун»! Что может быть хуже?
И тут к ним подошла Ксения Собчак. Дамы заволновались.
– Ну, привет! – поздоровалась Ксения с Настей и Федей.
– Ксюш, познакомься, это Максим Гранкин, великий писатель, я сейчас снимаю по его роману фильм. Не просто писатель, а букеровский лауреат, так что ты следи за речью! – представила ее Настя. – Это Галя, его жена, а с Машей ты знакома!
Ксения облобызала Машу и Давида, которого знала с детства.
– А я вас читала! – заявила Собчак.
– Да ладно тебе, читала! – поддела ее Настя. – Ты же у нас исключительно Сорокина читаешь, интеллектуальная ты моя!
– Анастасия! – Ксения сурово посмотрела на нее. – Не надо меня позорить перед букеровскими лауреатами. Я, может, и читаю исключительно «Вог», но, по крайней мере, не избегаю книжных обзоров, а про вас там было, – обратилась она к Максиму. – С фотографией. Так что я обязательно прочитаю, так как вы теперь модный автор.
– Ой, какое у вас платье красивое! – встряла Галя. – Я тоже обожаю красный цвет!
Собчак со свойственной ей деликатностью так посмотрела на Галю, что та ощутила себя маленькой и никчемной.
– Н-да, – произнесла, наконец, Ксения. – Красный – цвет бл...ва.
– Ксюш! – довольная до невозможности Настя сделала большие глаза.
– Ну что ты, Настя, нам ли быть в печали! Вот, надела красное, может, какого миллиардера подцеплю, привлеку внимание. А то я все мимо да мимо.
– Ну, конечно, бедная Ксюха! – сочувственно покивал Федя. – Может, организуем сбор вещей в помощь несчастной Собчак?
– Только, пожалуйста, не надо вот «Стеллу Маккартни» и «Дольче с Габбаной»! Настоящие бедные сироты предпочитают «Шанель»!
Собчак ушла, а Галя еще долго хлопала ресницами под впечатлением от знакомства.
– Максим, пойдем, с Роднянским познакомлю, – махнула рукой Настя и ущипнула Федю, из чего следовало, что тот должен остаться и добить Галю.
Настя приняла решение.
Раз уж опытным путем установлено, что Мужчина, Принимающий Решения – в том числе и заменить Анастасию Устинову новой известной подругой, – ее, Настю, не устраивает, значит, надо делать так, как она считает нужным и выгодным для себя. То есть отобрать Максима у этой женщины в красном.
Но без насилия. Без крови. По плану Галя, во-первых, должна осознать свое ничтожество, а во-вторых, Максиму необходимо понять, кто есть кто в этой колоде. Галя – всего лишь Джокер, а она, Настя, – козырной туз.
А теперь, дамы и господа, в игру вступают профессионалы.
Может, это немного жестоко, но Настя его не насиловала, он занимался любовью с ней добровольно, а это прозрачно намекает на то, что не так уж он дорожит своей Галей Каблуки Со Стразами, это чтобы Насте стало стыдно за свое безобразное поведение.
– Ну, что? – спросила она у Феди, когда позже нашла его у бара.
– Ты мне должна, – заявил мрачный Федя.
– Ну?! – Настя топнула ногой.
– Блин, где эти писатели берут таких тупых жен? – пожаловался секс-символ.
– Федь!
– Она даже не знает, кто такой Кустурица! – Федор пожал плечами. – И еще она не хочет жить в центре, потому что там – воздух.
– Конечно, лучше жить на окраинах – там воздуха нету, – согласилась Настя.
– Ага, – покачал головой Федя. – И я теперь все знаю о ее коварных планах сдать квартиру мужа на Чистых прудах и остаться в Медведкове.
– Букера он больше, сидя в Медведкове, не получит. Среда не та.
– Вот и я о чем.
– У них там вообще серые стены, синие полы и синие шторы во всю стену, представляешь?
С вечеринки Настя уехала чрезвычайно довольная. Наверняка же Максим обратил внимание, какая она, Настя, блестящая и что за бледная немочь, фигурально выражаясь, его Галочка.
Ревность к этой зловредине душила ее. Как так можно? Даже если представить, что Максим находился на грани самоубийства, когда встретил Галю, и она показалась ему последней надеждой, соломинкой, то сейчас-то что происходит? Развод, между прочим, не так страшен, как его малюют. Ну, допустим, нажили они лишний автомобиль за годы брака. Ну, оставь его жене, пусть ездит из этого Медведкова – куда-нибудь в «Ашан».
В чем дело? Разве может быть с Галей любовь?
Настя, конечно, права. Любви не было. Галя стала его якорем – возвратившись из открытого моря, потрепанный штормами, удравший от пиратов (или пираток), Максим бросал в порту Галю и сходил на родную землю. Обеими ногами вставал на твердую почву скучных деловых переговоров, временами переходивших в застолья, вдыхал манящий аромат литературной славы – но не обрывал лавры, чтобы унести домой, а наслаждался ими издалека, не готовый к тяжелому запаху умирающих надежд, неожиданно превративших жизнь в рутину.
И жил – той жизнью, которая так удивила его отца, наслаждавшегося завоеванием самого теплого и удобного места под солнцем. «Вешалки? Какие, к черту, вешалки?» – думал отец, глядя на Максима с плохо скрытым разочарованием.
Вначале дело было маленьким и скромным – денег с трудом хватало на сигареты, но позже все так закрутилось, что отец радовался уже хотя бы тому, что эта ерундистика приносит хорошие деньги, а Максим, наоборот, огорчался, что его скромное производство пожирает все больше драгоценного времени, отведенного на праздные мысли, на долгие тихие вечера, на бессмысленные размышления о смысле жизни.
Чтобы спастись от вешалок, от груза отцовской удачливости, от ярма семейного достоинства, Максим и начал писать.
