сигарету – странную черную сигарету без названия марки. Так они сидели минут двадцать – молча, но Саше представлялось, что они разговаривают – телами, энергиями, сексуальными флюидами. Это была близость, о которой она и не мечтала, даже несмотря на то, что в некоторые мгновения казалось, что он не пускает ее к себе слишком глубоко, будто где-то внутри у Матвея есть дверь, которую он не хочет открывать.
Кравиц проводил Настю до лифта. Она поднялась к себе, быстро сорвала платье, впрыгнула в джинсы, нырнула в майку и бросилась вон из дома.
– Саш! – кричала она в телефон, находясь в лифте. – Ты где? Приезжай в тот бар, который на углу. На углу нашего дома, дурында! Жду! – И помчалась дальше.
– Текилы! – потребовала она, ворвавшись в бар.
Саша подъехала через пятнадцать минут – запыхавшаяся и немного не в себе.
– Что такое? – рассеянно спросила она у сестры.
– Ты не представляешь! – воскликнула Настя, у которой лихорадочно блестели глаза и вообще вид был перевозбужденный.
Несколько минут она довольно бессвязно: то слишком коротко, то вдруг в лицах, в подробностях – пересказывала встречу с Пашей, а когда закончила, бросилась Саше на грудь и разрыдалась.
– Ася... – Саша гладила кузину по голове. – Я так за тебя рада... Ну, милая, успокойся...
– Ой, ты не понимаешь... – бормотала Настя. – Это же такое счастье...
– Только зачем ты так уделалась? – спросила Саша, когда сестра потянулась за очередной порцией текилы.
– Саша! – воскликнула та, опрокидывая стопку. – Меня захлестнули чувства такой силы, что я бы сама с ними не справилась. Саш! – Она вдруг так громко окликнула сестру, что та подпрыгнула на стуле. – Напейся со мной, а! Пожалуйста...
Саша с сомнением посмотрела на Настю, на текилу, на свой вечерний наряд...
– Давай зажжем! – уговаривала Настя. – Ну, как мы любим!
Саша отвела глаза, уставилась куда-то на потолок, после чего, выпалив:
– Я сейчас, только переоденусь! – убежала из бара.
Вернулась минут через десять – в черных штанах в обтяжку, черной шифоновой рубашке и свободном мохеровом свитере, который едва держался на плечах.
– Ну, дорогая, – произнесла Саша. – За нас! За наш успех!
И они зажгли.
В стрипклубе Саша плясала на барной стойке. Вообще-то это было запрещено, но она не удержалась и кое-что нашептала управляющему, после чего получила индульгенцию. А Настя выделывалась у шеста, хотя и тут пришлось использовать магию. Но это был их вечер! Они наслаждались сексуальной энергетикой, которая кипела вокруг, – мужчины, красивые, молодые, стильные мужчины ходили за ними толпой, угощали шампанским, которое в сочетании с текилой давало удивительный эффект, дружили с полуголыми стриптизершами, потащили всю компанию в модный ночной клуб и произвели там фурор. Наверное, это пафосное местечко давно не видало такого веселья: стриптизерши отрывались на полную катушку, заведенные красавчики-яппи слетели с катушек... Ими любовались, их обожали, с ними хотели дружить, заведение угощало их махито... Все было отлично, чудесно, удивительно, феерично...
Под утро, часов в восемь, Саша с Настей устроились на крыше высотки на Котельнической набережной – на самой высокой террасе, на шпиле. Над городом висела дымка – было сыро и тепло, солнце энергично пробивалось сквозь пелену, а луна еще висела на небе. Наверху было необычайно спокойно, тихо, и время здесь, казалось, остановилось.
– Как ты думаешь, там... – Саша ткнула пальцем в небо, – так же хорошо?
– Откуда я знаю? – Настя пожала плечами. – Может, да, может, нет.
– Я чувствую, начинается новая жизнь, – сообщила Саша. – Совершенно другая.
Настя отхлебнула из горлышка розового шампанского и осторожно спросила:
– Ты не передумала?
Саша отчаянно закачала головой:
– Мне никогда не было так хорошо. Ты... не понимаешь!
– Прекрасно понимаю, – спокойно ответила Настя. – Ты влюблена, тебе кайфово... Но скажи мне, почему ты хочешь пойти дальше? Это же так здорово – все время влюбляться, у тебя всю жизнь будут новые ощущения, ты используешь все возможности! Саша, у тебя ведь может быть такая интересная, такая яркая, удивительная жизнь! Жизнь, полная приключений, мужчин, открытий... У тебя разве никогда не было так: выходишь на улицу и чувствуешь, что ты красива, умна, талантлива и – главное – свободна? Свободна! И от этого чувства, от того, что впереди новые победы, новые страсти, новые влюбленности, кажется, что ты не касаешься земли ногами, что ты паришь над толпой, что... Ты меня понимаешь?
– Понимаю, – кивнула Саша. – Но я не хочу всю жизнь парить. Я хочу, как дерево, пустить корни. Я хочу постоянства, надежности и уверенности.
– Я последний раз скажу тебе это. Ты обманываешь себя. Ты не такая.
– А ты хреновая актриса! – расхохоталась Саша.
– Да я тебя... – замахнулась Настя, но Саша сорвалась с места, подпрыгнула и... полетела.
– О чем с тобой говорить! – крикнула ей вслед Настя. – Ты сумасшедшая!
– Сладких снов! – пожелала Саша сестре и понеслась вверх, к солнцу.
Но скоро она устала и осторожно, между деревьями, спустилась на землю. Затем поймала такси.
А Настя еще долго – пока не кончилось шампанское – смотрела на рассвет и думала о том, что старшим родственницам в одном уж точно можно позавидовать – они сохранили свои мечты в первозданном виде. Они не знали мук любви, горечь расставания и разочарования в том, что жизнь – совсем не такая, как ты себе представляешь в шестнадцать лет.
Глава 17
Человек без прошлого
Тетка в соболиной шубе до пят исподтишка таращилась на нее. За два месяца беспробудной работы – съемок для журналов, интервью (иногда доходило до пяти за день), телешоу, сплетен в желтой прессе (все были тщательно продуманы, оплачены и размещены на выгодных местах пиар-отделом Кравица) – Настя привыкла к такому.
Например, в кафе, на улице или в недорогом магазине за спиной шептались, хихикали, подходили за автографами. В таких бутиках, как этот, к ней подмазывались только продавщицы – покупательницы делали вид, что не узнали, несмотря на то что тайком старательно исследовали: вдруг у «этой» прыщик на лбу или еще что-нибудь интересное, о чем можно рассказать... домработнице.
В данный момент Настя пыталась купить туфли: продавщица принесла уже седьмую пару, но Настя все никак не могла понять, чем отличается одна модель от другой. Единственное, чего действительно хотелось, – закрыть глаза и вырубиться на сутки. Надоело вставать в семь утра! Это же просто насилие какое-то! Некоторое время Настя не замечала, что за день не успевает присесть: утром – съемки для какой-нибудь модной сессии, днем – интервью, вечером – работа, ночью – вечеринки, куда ее одевали, красили да еще советовали, как себя вести, чтобы ее личный образ не противоречил образу героини...
Усталость появилась постепенно: сначала Настя почти привыкла к тому, что вечно не высыпается, – каждый день начинался через усилие; после работы ей хотелось упасть в обморок, подвернуть ногу, заболеть гриппом или просто спрятаться в шкафу, остаться дома или прямо в гримерке, на диванчике, только не ехать никуда. А потом она считала минуты – еще пять, еще десять, еще немного потерпеть, и можно скинуть садистские туфли на высоком каблуке, от которых якобы не устают ноги потому, что их делал – мать его! – гений, и потому, что они стоят тысячу долларов. Но все вранье – впечатление такое, будто в ступни вонзили иголки...
«Мне все это нравится. Очень нравится. Это моя жизнь, я о такой мечтала», – твердила себе самой