Анна отправилась к массажистке, которая приехала из города. В этой комнате ничто не напоминало лаконичный процедурный кабинет: стол с подогревом был заново перетянут золотистым шелком, на полу лежали белоснежные овечьи шкуры, а окно прикрывали красивые бархатные портьеры цвета слоновой кости.
Гостиная больше походила на баню – роскошный золотистый сруб, велюровые диваны с кашемировыми пледами (последние обошлись в целое состояние), камин с изразцами, медный самовар, шкафчик с травами... Аглая вышла в предбанник, набросила на себя махровый халат до пола и пошла колдовать с заваркой, которую следовало сделать по всем правилам.
Наконец, после того, как обе сделали массаж и отправили массажистку домой, сестры устроились за столом. Разлили чай, который пах всем самым приятным на свете – земляникой, румяным тестом, корицей, пряными приправами, ландышами и еще чем-то непонятным, но невероятно заманчивым. Чокнувшись элегантными фарфоровыми чашечками, Аглая с Анной едва успели сделать глоток, как входная дверь хлопнула, послышался топот и в баню ворвалась Настя – в шубе, в сапогах и с таким выражением лица, словно лично видела, как на Землю прилетели марсиане и прикончили половину населения планеты с помощью сверхмощного лазера.
– А мы только что тебя вспоминали, – светским тоном обратилась к ней Аглая.
– Мама! Глаша! – Настя рухнула на диван. – Слушайте...
– Все разговоры только через парную! – перебила ее Глаша. – Сейчас верну Лидочку – она, думаю, недалеко уехала...
– Не надо! – начала сопротивляться Настя.
Но сопротивление ее оказалось бесполезным: Лидочка была возвращена, Настю раздели, запихнули в парилку, надрали вениками, отправили на массаж, напоили чаем, после чего та размякла и заснула прямо в бане на уютном диванчике.
Когда она в шубе на халат зашла в гостиную, мама с теткой пили кофе по-ирландски, только вместо виски в чашках был коньяк.
Домработница, Зинаида Максимовна, поначалу возмущалась: ну, что за глупость – кофе пить на ночь глядя, да еще в таком возрасте (Зинаида Максимовна иногда оставалась на ночь – редко, в случае затяжной генеральной уборки), но Амалия, Аглая, Анна и девочки смотрели на нее так, будто она говорит по-японски. А когда сама Зинаида все же рискнула попробовать отраву (ее едва отговорили заранее вызвать «Скорую»), то мир предстал перед ней совершенно с другой стороны. Это было чистое, стопроцентное, ничем не разбавленное удовольствие – бодрость одновременно с полным душевным расслаблением. А вкус! Вкус просоленного южного вечера, аромат прибрежного бренди – шоколадного, пропитанного запахами трав из тех мест, вкус закаленной солнцем кожи, предвкушение, возбуждение...
Амалия тогда с полуулыбкой смотрела на нее, а потом сказала:
– Удовольствия не могут быть во вред, если их употреблять в меру.
И после этого время от времени, уложив родных спать, а сама, страдая от бессонницы, которую Амалия, кстати, не признавала (она говорила: «Живи ночью, в чем проблема?»), Зинаида Максимовна брызгала на пульс каплю любимых духов, готовила себе кофе с коньяком и сливками и выходила на крыльцо любоваться звездами. Пока она делала это с опаской, с предубеждением, большого удовольствия не испытывала, но как только она научилась расслабляться – с самого начала, с той секунды, что бралась за джезву, кофе становился таким же волшебным и восхитительным, как в Доме. И что странно – после путешествия по звездному небу Зинаида обнимала подушку, сладко засыпала, и грезы продолжались.
И вот сейчас, когда в гостиную пришла после бани Настя, Аглая пододвинула ей кофейную чашку, кивнула на вазу с крошечными пирожными и предложила:
– Ну, рассказывай.
Настя довольно долго излагала историю с Матвеем, после чего уставилась на женщин, которые в свою очередь в упор смотрели на Настю.
– То есть дар у Саши совсем не исчез? – уточнила Анна.
– Ма, я все рассказала, как было! – воскликнула Настя. – Что это значит?
– Понятия не имею... – Анна пожала плечами.
– Не может быть! – воскликнула Аглая.
– То есть вы не можете ничего объяснить?! – воскликнула Настя.
– Слушай, – оживилась Анна, – а может, позвонить Ангелине?
– Супер! – обрадовалась Настя. – Гениальная мысль!
Аглая унеслась в кабинет Амалии, вернулась с громадной книгой в кожаном переплете и принялась рыться в телефонных номерах.
– Вот! – восторжествовала она. – Дайте мне телефон!
Настя протянула тетке трубку, та набрала номер, подмигнула родственницам и принялась ждать.
– Ангелина, привет, это твоя племянница Глаша! – закричала Аглая. – Я тебя не беспокою? Спишь? Ангелина, но сейчас только десять часов... Ой! Ну, я не знала... Да, мы поздно ложимся. Ангелина, послушай! У меня срочное дело!
Минут десять ушло на пререкания, после чего Аглая еще с четверть часа кивала, время от времени произносила «ага», «угу» и «да, я знаю», после чего тяжело вздохнула и положила трубку на стол.
– Какая зануда! – с чувством произнесла она. – Полчаса читала мне лекцию о том, что все мы ведем неправильный образ жизни, что Аглая тогда, сто лет назад, не так на нее посмотрела и она знает, что мы все о ней думаем... Короче! – воскликнула она, заметив, что Настя и Аня смотрят на нее не по-доброму. – У нее все сразу отрезало. В секунду!
– Да? – с недоверием спросила Анна.
Аглая развела руками.
– А что же тогда с Сашей? – робко поинтересовалась Настя.
– Слушай, я пока не знаю, как мы это выясним, но, клянусь, мы все узнаем, – пообещала Анна.
Настя наотрез отказалась остаться (с утра у нее было интервью на радио) и уехала.
– Э-э... – пробормотала Аглая, глядя ей вслед.
Они с Анной стояли на пороге дома: Аглая – в пальто из шиншиллы, Анна – в куртке из соболя.
– Что с нашими девочками? – вздохнула Анна. – Почему они не ценят все то, что мы можем им дать? Честное слово, в последнее время я иногда чувствую себя старой ворчливой бабкой...
Аглая встряхнула сестру за плечи.
– Ты не бабка! Просто вспомни, что мы вытворяли, когда нам было двадцать!
– Я не хочу, чтобы семья распалась... – всхлипнула Анна. – Моя мать – идиотка, я не хочу, чтобы кто- нибудь еще ушел и превратился в курицу!
– Твоя мать – не идиотка, просто она слабая, ее не хватило на всех, – утешала Аглая. – В ней слишком мало любви – только на себя немножко и на мужа... Ей нужна была защита, и она решила, что это будет такая защита – мужчина, пусть даже самый неуклюжий...
Они пошли в дом, поставили чайник, Глаша разлила по рюмкам домашнюю настойку. Но только они удобно устроились за столом, как услышали автомобильный сигнал и чьи-то вопли. Выбежав на улицу, увидели невдалеке черный «Ламборгини» и Сашу, отчаянно размахивающую руками.
– Мама! Аня! Я застряла!
– Иди в дом! – прокричали сестры. – Потом разберемся!
Саша бросила машину и побежала в теплый дом. Бросила на комод норковое пальто, кое-как вытерла сапоги и плюхнулась на диван на кухне.
– С Настей что-то происходит! – воскликнула она. – И она не хочет это замечать!
Аглая переглянулась с Анной и криво улыбнулась.
– А что именно... – начала было Анна, но Саша ее перебила:
– Этот Кравиц – странный тип! Я ничего толком не могу объяснить, но он мне не нравится. Я чувствую – мама, ты меня поймешь! – что с ним что-то не так. Эти бумаги...
– Какие бумаги? – насторожилась Аглая.
– У него двадцать шкафов с бумагами! Какой-то договор с Орловой. Помните, Любовь Орлова...
Аглая побледнела и залпом выпила настойку.
– Я уверена – Настя во что-то вляпалась и сама не понимает во что! – Саша завершила речь и налила
