Я машинально заметил, что при появлении Пилата компания, которая совсем было собралась уходить, застыла на месте, в первую очередь, конечно, ее женская половина, и вскоре пальто как-то сами собой снова оказались на вешалке.
Пилат был мой ровесник. И десять лет назад считался между знатоками звездой рока. Теперь же он пожинал славу, исполняя немудреные шлягеры, та-да-да-да-а и все такое. В отличие от Зузанки Черной Милоню на его крутой дороге вверх пришлось изрядно попотеть. Кроме этих троих, из спутников Бонди я знал еще Кодыша, музыкального редактора на радио, фолк-певицу Крутову, необычайно умную и уродливую девицу, и Томаша Гертнера.
– Привет, а я думал, ты будешь с Анди. Он ведь к тебе помчался. – И я повернулся к Бубеничеку, который что-то нашептывал в мясистое ухо Бонди.
Томаш в ужасе воздел руки.
– Не надо о нем, прошу тебя. Я избегаю его изо всех сил, а этот псих меня везде преследует. Вы незнакомы?
Рядом с Томом стоял седеющий щеголь в безупречного покроя пиджаке, рубашке в мелкую синюю и белую клетку и с лиловым платком вокруг шеи.
– Это мой новый шеф.
– Славик, главный редактор «Подружки».
– Честя Бичовский, мой старый друг, – представил меня Гертнер.
– А это моя жена. – Щеголь выловил из кружка, обступившего Пилата и Бонди, экзотически размалеванную красотку. Я решил, что эта парочка должна быть идеальной супружеской четой, если только красотке не мешает небольшая разница в возрасте. Лет эдак в тридцать.
– Славикова, Богуна, – послышалось из-под грима и пудры, – очень приятно.
Тон, каким были сказаны эти слова, оказывал то же действие, что анестезия у стоматолога. В кабинете вы ничего не ощущаете, а дома лезете на стенку. Она подала мне руку, и ее пожатие было подобно мине замедленного действия.
– Би… Бичовский, – покраснел я.
Нет, товарищ главный редактор вряд ли счастлив в браке – разве что страдает старческим маразмом и катарактой.
Я заметил, как подмигнул мне Том.
– Старый друг, новый шеф, – бодро вещал он, заполняя опасную паузу, когда я медленно и не без труда высвобождал свою руку из ладони пани Богунки. – Это знакомство надо отметить.
Славик улыбнулся, кивнул, и мы сели. Нет, слеп он явно не был: жену вклинил между собой и Томом.
– Честик, можно тебя на минутку? – остановился возле меня Добеш.
– Да, – я поднялся со стула и заметил, что Бубеничек и Бонди исчезли.
– Что это ты? – спросил Том и показал на мою наполненную рюмку.
– Пока ничего. Я скоро приду, ладно? – улыбнулся я супругам Славиковым.
Славик дружески кивнул, а Богуна прошептала: «Приходите». Так обольстительно это не выходило даже у Шарон Тэйт в известной комедии Поланского из жизни вампиров.
– Пошли к Бонди, – озабоченно сказал Добеш, – чтобы нам не мешали.
– Гм, – буркнул я.
О Зузане пока не было сказано ни слова. Но в кабинете нас ждал Бонди, и вышибала наверняка сообщил ему какую-то очень грустную весть, потому что лицо Бонди странным образом напоминало жабу.
– Так вот, – начал Бубеничек, – ты, кажется, хотел пообщаться с ребятами?
Я снова хмыкнул. Добеш тер себе лоб, а Бонди свирепо сохранял все то же нечеловеческое выражение лица.
– Меня допрашивали еще в субботу, – заговорил я, – вы ведь, наверное, знаете, что это я нашел Зузану?
Добеш перестал тереть лоб и кивнул.
– Ну а вас допрашивали сегодня, так? – Я вопросительно взглянул на Бонди.
Но Бонди не реагировал; он продолжал гипнотизировать меня своими выпученными глазками, и ни один мускул не дрогнул на его лице, как будто это была маска мумии.
– Да, – вынужден был отозваться Добеш, – нас туда сегодня вызывали. Всех.
– Всех?
– Ну, всех ребят из ансамбля, – объяснил Добеш. – Это кошмар, сплошной кошмар.
– Иди ты к черту, – усмехнулся я, – вот я бы тебе мог порассказать…
– Постой, – прервал меня Бубеничек, – тебе и невдомек, что имел в виду Добеш.
– Да, – медленно произнес Добеш, – ты, наверное, не в курсе, Честмир. Замели Богоуша.
– Колду?! – выкрикнул я.
Бонди и Добеш промолчали, а Бубеничек иронически улыбнулся мне.
