Страховой агент угрюмо хмыкнул.
— Мне не станет лучше, пока все это не закончится.
Иди Марш не проинформировала Фреда Дова о телефонном звонке настоящей Нерии Торрес. Она не хотела спугнуть его.
— Самое лучшее в нашей сделке то, что никто из нас не сможет надуть другого. Ты зависишь от меня, я завишу от тебя, а оба мы зависим от Кусаки. Вот почему все пройдет без обмана.
— Меня ужасно пугает его пистолет, — пожаловался Фред.
— Тут мы ничего не можем поделать. Этот осел жить не сможет без оружия.
Дональд и Марла, словно бешеные, начали скрестись в дверь ванной.
— Давай выходить отсюда, пока Кусака не вышиб дверь, — предложила Иди.
— Это какое-то безумие!
Иди машинально прижала голову Фреда к своей груди.
— Не волнуйся, — проворковала она, и Фред тут же погрузился в теплую, благоухающую долину, где вообще не может быть никаких неприятностей.
В этот момент в номере раздался выстрел. Таксы залаяли, а Кусака оглушительно заревел.
— Господи! — воскликнула Иди.
Страховой агент еще глубже запрятал голову между ее грудей.
— Что нам теперь делать? — с безысходностью в голосе произнес он.
«Я или умер, или сплю, — подумал Авила. — Если я распят на кресте, то боль должна быть гораздо сильнее. Даже если пробита одна рука, то боль была бы невыносимой. Я вопил бы что есть силы, а вместо этого просто вишу и ощущаю тупую боль. Вишу, словно мокрая тряпка, и смотрю на…
Ведь во Флориде нет львов. А это чудовище — взрослый африканский лев. Царь проклятых джунглей. Я же ясно вижу красно-коричневые пятна на его морде, ощущаю запах его мочи, я же слышу, Боже милостивый, я же слышу, как хрустит под его зубами хребет мертвеца».
Лев пожирал его сумасшедшего клиента.
Авила застыл в позе пугала. Он боялся даже моргнуть. В перерывах между трапезой лев поднимал голову, зевал, облизывал лапы, тряс головой, отгоняя москитов. Авила заметил синюю этикетку, прикрепленную к уху льва, но сейчас это не имело никакого значения.
Имело значение только то, что он определенно не спал. Лев был реальностью. Совершенно ясно, что его ниспослали свыше, чтобы спасти ему, Авиле, жизнь.
И ниспослал его не католический Бог… католики не призывали на помощь диких зверей из джунглей. Нет, ему помогло другое, мистическое божество, откликнувшееся на его молитвы на кресте.
«Когда я вернусь домой, — пообещал Авила своему божественному защитнику, — я устрою тебе царское жертвоприношение. Цыплята, кролики, возможно даже зарежу козу».
Теперь Авила принялся умолять Чанго, чтобы лев ушел и он смог бы вытащить из ладони проклятый гвоздь!
Огромный лев лакомился не более чем в пятнадцати ярдах от сосны. Молоток Айры Джексона валялся там, где он его выронил, — у ног Авилы. По следам на земле можно было определить, что лев набросился на Айру сзади, моментально прикончил его, а затем отволок тело на сухую, заросшую сорняками поляну, где лев и сидел сейчас, по-хозяйски распоряжаясь расчлененным и выпотрошенным трупом. Золотая цепочка Айры Джексона свисала с его усатой морды, словно спагетти. Лев сделал движение языком, и цепочка исчезла.
Авила мало что знал об аппетите львов, но он не верил, что животное может оставаться голодным после того, как сожрало вполне упитанного мистера Джексона. Несмотря на усиливающуюся боль в ладони, Авила не шевелился, прижавшись к кресту, пока лев не закончил жевать и не завалился на бок.
Авила медленно повернул голову и осмотрел жуткую дыру в ладони, покрытой струйками запекшейся крови. Гвоздь пробил ладонь между указательным и средним пальцами, Авила попытался тихонько пошевелить ими, и это у него получилось. Удача, значит, гвоздь не задел ни одну из костей.
Внимательно наблюдая за дремлющим львом и двигаясь с величайшей осторожностью, Авила освободил здоровую руку от липкой ленты. Он дотянулся ею до гвоздя и принялся медленно вытаскивать его из пробитой ладони. Эта процедура оказалась менее болезненной, чем он предполагал, наверное, Чанго притупил боль.
К счастью, дерево, из которого был сколочен крест, оказалось мягким. Уже через минуту Авиле удалось вытащить гвоздь и освободить руку. Из раны сочилась лишь небольшая струйка крови. Он сунул ладонь между дрожащими коленями и закусил нижнюю губу, чтобы не вскрикнуть. Лев не пошевелился. От его дыхания развевались лохмотья ярких шорт Айры Джексона, болтавшихся на шее льва, словно нагрудник.
Пока зверь спал, Авила освободил ноги. Едва он ступил шаг от сосны, как взгляд наткнулся на частично обглоданную кость… она могла пригодиться ему для будущих священных ритуалов.
Сунув в карман мокрую добычу, Авила потихоньку смылся.
Сцинк предпочел провести ночь в кузове фургона. Вскоре после десяти часов утра из дома появился Августин с горячим бутербродом и двумя бутылками пива. Сцинк подмигнул, оценивая его любезность, и сел. Он расправился с бутербродом в четыре приема, отхлебнул пива и сказал:
— Значит, она осталась.
— Я и сам не знаю почему.
— Потому что она никогда не встречала таких хороших парней, как ты.
— Или как вы.
— И потому что ее муж вел себя отвратительно.
Августин облокотился на крыло фургона.
— Она здесь, и я рад этому. Однако это заставляет меня быть просто образцом добродетели… Боже мой, ведь у этой женщины медовой месяц.
Сцинк вскинул густые брови.
— Новые угрызения совести?
— Да, конечно.
— Она сама приняла решение, сынок. И не надо терзать себя.
Августину было не по себе, но чувства вины он не испытывал. В теперешней ситуации он непременно очень скоро влюбится в миссис Лам. Сколько ночей может выдержать мужчина, когда женщина спит рядом, прижимаясь к нему, и он ощущает ее запах? А спать с Бонни было так приятно, даже чисто платонически. И все же Августин испытывал тревогу. Ведь он все равно не сможет удержаться, вдыхая запах ее волос, прикасаясь к бархатистой коже ее шеи, храня в памяти ее темно-голубые глаза. Он не мог припомнить ни одной женщины, которая бы так
«Это все до первого поцелуя, — так сказали бы его друзья. — Подцепил новую замужнюю женщину? Ну и отлично».
Августин поймал себя на том, что не отрывает взгляда от окна комнаты для гостей. Вскоре за занавеской мелькнула тень Бонни, и в комнате зажегся свет.
Сцинк резко ткнул Августина в бок.
— Успокойся. Ничего не произойдет, пока она сама не захочет этого. — Он поднялся с лавки и принялся делать гимнастические упражнения, сопровождая их неестественными астматическими вздохами. Зарядка продолжалась целых двадцать минут, Августин наблюдал за Сцинком, не прерывая его. Закончив, Сцинк тяжело плюхнулся на лавку, отчего фургон содрогнулся.
Указывая на бутылку с пивом, он спросил:
— Хочешь хлебнуть?
— Пейти сами.
— А ты терпеливый молодой человек.
