Элли замолчала, пытаясь собраться с мыслями.
– Родители считали, что девушке моего круга не пристало зарабатывать на жизнь какими-то там картинами. И я забросила занятия. Сто лет не держала кисти в руках.
Она посмотрела на картину.
– И попробовать не хочется? – спросил Ной.
– Не знаю. Даже не уверена, что у меня получится. Столько лет прошло…
– Конечно, получится. Я точно знаю, Элли! Твой талант никуда не делся – он живет в твоем сердце, а не в руках. О таком даре только мечтать можно – ты же прирожденная художница!
Последние слова Ной сказал с такой горячностью, что Элли поняла – это не простая любезность, он на самом деле верит в ее талант. Она с удивлением ощутила, как много это значит для нее. И тут случилось что-то, чему Элли не смогла дать четкого определения.
Будто пропасть, много лет отделявшая тоску от наслаждения, пропасть, которую она создала своими руками, стала вдруг не такой глубокой, начала исчезать.
Почему так вышло, Элли не знала, она просто повернулась к Ною, протянула руку и пожала его пальцы – робко, нежно, потрясенная тем, что после стольких лет разлуки он нашел именно те слова, которые ей так важно было услышать. Их взгляды встретились, и Элли вновь почувствовала, что с этим человеком ее связывают совершенно особые отношения.
И на мгновение, на крошечный миг, подобный вспышке в ночном небе, она испугалась, что снова влюбилась в Ноя Кэлхоуна.
На кухне негромко звякнул таймер, и Ной обернулся, разрушив очарование момента, разорвав протянувшуюся между ним и Элли невидимую ниточку. Глаза Элли сказали Ною то, что он так хотел услышать, однако в голове все звучал голос – ее голос, говорящий о любви к другому мужчине. Проклиная про себя таймер, Ной вернулся на кухню и вытащил хлеб из печки. Обжег пальцы, уронил буханку на пол и заметил, что масло на сковороде уже кипит. Высыпал туда овощи, они затрещали, поджариваясь. Бормоча себе под нос, достал из холодильника масло, часть намазал на хлеб, часть оставил для крабов.
Элли тоже вошла в кухню и, вежливо кашлянув, предложила:
– Может, я на стол накрою?
– Конечно. Тарелки вон там. – Ной махнул хлебным ножом. – Приборы и салфетки там. На салфетки не скупись, они нам понадобятся – крабов трудновато есть аккуратно.
Говоря это, Ной старался не смотреть на Элли – боялся понять, что ему лишь показалось, будто там, у камина, между ними что-то произошло. Мысли Элли тоже без конца возвращались к той минуте, они приятно согревали душу. Слова Ноя о том, что она прирожденная художница, эхом отдавались в голове, пока Элли накрывала на стол: тарелки, приборы, соль, перец. Ной передал ей хлеб, их пальцы соприкоснулись.
Он, казалось, целиком был занят готовкой – помешал овощи на сковороде, приподнял крышку кастрюли и убедился, что через минуту-другую крабы будут готовы. Ной и Элли перебрасывались ничего не значащими словами.
– Ты когда-нибудь ела крабов?
– Пару раз. Правда, только в салатах.
Ной хохотнул:
– Выходит, ты на пороге великих открытий! Погоди секунду…
Он исчез на втором этаже, затем появился с темно-синей рубашкой в руках и приглашающе распахнул ее перед Элли.
– Вот, надень, а то запачкаешь платье.
Она послушалась и вдохнула запах, которым пропиталась рубашка, – запах Ноя.
– Не бойся, она чистая, – произнес он, увидев, как изменилось ее лицо.
Элли засмеялась:
– Знаю. Я просто подумала о нашем первом свидании. Помнишь, ты дал мне свой пиджак?
Ной кивнул:
– Помню. Мы гуляли с Фином и Сарой. Всю дорогу до твоего дома Фин подталкивал меня под локоть, намекая, чтобы я взял тебя за руку.
– А ты так и не взял.
– Нет, – подтвердил Ной.
– А почему?
– Стеснялся, боялся даже. Сам не знаю. Считал, что еще не время.
– Сдается мне, ты был довольно застенчивым мальчиком.
– Не застенчивым, а воспитанным, – подмигнув, поправил Ной, и Элли улыбнулась.
Овощи и крабы дошли до готовности почти одновременно.
– Осторожно, горячо! – предупредил Ной, передавая Элли кастрюлю, и они уселись друг против друга за небольшой деревянный стол. Тут Элли обнаружила, что чай остался на стойке, поднялась и взяла его. Ной разложил по тарелкам овощи и хлеб, затем добавил к ним по одному крабу. Элли с опаской уставилась на своего.
– Он похож на большого клопа.
