каплю крови на пестром ковре просмотрел. Это второй досадный промах.
Он закончил. Плечи его еще сильнее поникли. Действие успокоительного, видно, начало проходить, судороги сводили тело все сильнее.
Тодороку смотрел на него со смесью жалости и отвращения.
— Нэдзу-сан, — он повысил голос, — вы не рвали обнаруженное в комнате анонимное послание?
— Что? — Нэдзу удивленно поднял голову. — Там тоже было такое письмо?
Тодороку недоверчиво уточнил:
— Вы действительно об этом ничего не знаете?
— Не знаю. Если там были обнаружены какие-то обрывки, это дело рук убийцы. Что же там могло быть написано, какие-нибудь тайны мадам?
В его взгляде отчетливо промелькнуло беспокойство.
Такие письма всегда содержат какую-то тайну жертвы. Если мадам получила подобное послание, значит, кто-то разнюхал ее секреты. Это, видимо, и напугало Нэдзу.
— Скажите-ка, — заговорил Киндаити, — вам ничего не приходит на ум в связи со словами «белое и черное»? Это должно касаться убитой.
— Белое и черное?
Судя по выражению его лица и широко раскрытым глазам, эти слова ему ничего не говорили.
— Не беспокойтесь, Нэдзу-сан, нет так нет.
Белое и черное. Эти слова странным образом не давали Киндаити покоя.
Подлый сочинитель анонимок говорил о тайнах жертвы в самых непристойных выражениях. Фраза «пусть врач проверит ее девственность» толкнула Киёми к самоубийству. Не играли ли ту же роль слова «белое и черное» в письме к мадам?
— Слушайте, Нэдзу-сан! — Тодороку бросил на коменданта острый взгляд. — Вы ведь кого-то выгораживаете! Почему вы не хотите сказать, кого?
Нэдзу уже извивался в судорогах, но ответил категорически:
— Если вы имеете в виду, что я выгораживаю преступника, то ошибаетесь. Я и сам не знаю, кто убил этих двоих. На такой вопрос я отвечать не буду. Все прочее — пожалуйста, спрашивайте. Я отвечу.
Тут ему стало совсем плохо, и продолжать разбирательство было уже невозможно.
События разворачиваются
Отправив Нэдзу в камеру предварительного заключения, команда принялась обсуждать его показания.
— Правда ли все это? Не мутит ли он воду, сводя свою роль только к действиям с трупами?
Сыщик Симура был явно не удовлетворен результатами:
— Киндаити-сэнсэй, а вы как думаете?
— Мне кажется, верить здесь можно. Алиби-то у него есть, пусть и не абсолютное.
— Алиби — это то, что он был во время убийства с женщиной, чья личность не установлена?
Во взгляде Симуры сквозил вызов.
— Ну, даже если отбросить его собственные показания, эту женщину повстречал Эномото-кун. Она приехала вместе с Судо, который в то время был еще жив. Судо после этого направился в «Одуванчик», а дама в сопровождении Эномото пошла к Нэдзу. Примерно через полчаса он с той самой дамой вышел из восемнадцатого корпуса, что засвидетельствовал Химэно-кун. При том, что злодеяние свершилось именно в этот отрезок времени, алиби можно признать хоть и не стопроцентным, но вполне убедительным.
— Пожалуй. Но согласитесь, Киндаити-сэнсэй, этот человек явно хорошо знает мадам.
— Да, несомненно.
Из глубин памяти у Киндаити всплыло имя депутата парламента от партии Минминто — Хитоцуянаги Тадахико. Но произносить его здесь не следовало. А между тем, Нэдзу, так же, как и Тадахико, был родом из префектуры Хёго.
— Вы, господин старший инспектор, замечательно разобрались в той безумной истории, что он нам рассказал. Как вы и сформулировали, существуют обстоятельства, из-за которых фотография убитой не должна была появиться в газетах и на экране.
— Что же это за обстоятельства? Ее прошлое?
— Судя по лицу Нэдзу, выжать из него ответ вряд ли удастся, — Киндаити Коскэ вздохнул. В глазах его появилось боль. — Короче, он совершенно определенно кого-то прикрывает. Пожалуй, его показания следует понимать так: он выгораживает не убийцу, а человека, для которого огласка прошлого погибшей чревата крупными неприятностями.
— А если за этим типом числится что-то криминальное? В таком случае все равно получается, что Нэдзу прикрывает преступника.
Скептицизм Симуры поколебать было трудно.
— Между прочим, куда делся художник Мидзусима? — вспомнил Киндаити Коскэ.
Исчезновение художника странным образом беспокоило частного сыщика.
Несомненно, читатель понял: если автор писем Мидзусима, то он должен знать смысл выражения «белое и черное»! Вот одна из причин, почему Киндаити так хотелось встретиться с ним.
— Кстати, кто-нибудь встречался с журналистом Сассой Тэрухисой из газеты «А»?
— Я с ним говорил, — приподнялся сыщик Эма. — Как вы, сэнсэй, и предполагали, информация ушла на сторону. Более того, она попала к человеку, живущему в Хинодэ.
— Кто же это?
— В корпусе пятнадцать проживает сотрудник отдела этой газеты Хосода Тосидзо. В начале июня Сасса рассказал супругам Хосода о письме и попросил коллегу навести справки. Но учтите, — тут Эма заулыбался, — по слухам, жена этого Хосода — ее зовут Аико — одно время частенько уходила в компании художника. Потом у них там что-то произошло, и отношения резко прервались.
— Вы с этой Аико разговаривали?
— Разумеется, но дело в том, что она о Мидзусиме и слышать ничего не хочет, он явно как-то нехорошо с ней обошелся. А вообще, судя по ее лицу можно смело предполагать, что она ему проговорилась.
Ямакава достал из рабочего стола папку для бумаг и вытащил оттуда те самые шесть писем. На каждом был наклеен ярлычок с порядковым номером.
№ 1 — письмо, полученное Сираи Таданари.
№ 2 — письмо, которое получил Химэно Сабухиро, и которое толкнуло Киёми на попытку самоубийства.
№ 3 — письмо, полученное Судо Тацуо.
№ 4 — обрывки письма, найденные в спальне мадам.
№ 5 — письмо, полученное отцом Тамаки.
№ 6 — «Желудь покатился…» — письмо, содержащее намек о местонахождении тела Судо Тацуо.
— Киндаити-сэнсэй! — заговорил Ямакава.
— Да?
— Письмо номер один по исполнению абсолютно такое же, как и остальные — текст склеен из вырезанных слов, адрес прописан по трафарету. А вот по стилю оно совсем другое.
— Согласен.
— Насколько я понимаю, — осторожно продолжил Ямакава, — вы полагаете, что у него другой автор. Первое письмо было отправлено брату Сираи Сумико с целью разорвать ее помолвку с Окабэ Тайдзо. Это стало известно Мидзусиме — Эма нам сейчас сообщил, что Хосода Аико ему проговорилась. И тогда Мидзусима сам начал рассылать аналогичные письма. Я правильно понял ваш ход мысли?
— Да.
