Она деланно улыбнулась, но улыбка эта была страдальческой. Женщина тут же стерла ее с лица и нервно огляделась.
— Его, видимо, держат в камере? У него же наверняка ломка…
Тодороку внимательно посмотрел ей в лицо.
— Значит, вам известно, что он принимал наркотики?
— Да. Именно поэтому мы и расстались.
Она ответила прямым взглядом, в котором явственно читалось страдание.
— Правда, потом я слышала, что он избавился от них, но когда приехала к нему в Хинодэ вечером десятого октября, то поняла, что это снова продолжается.
Присутствующие в комнате переглянулись.
Версия Сабухиро рухнула окончательно.
— Итак, вечером десятого октября вы были у Нэдзу в Хинодэ?
— Да, я как раз в тот день приезжала в Токио и заодно навестила его.
— По какому делу?
— Ничего особенного. Просто я знала, что он весной забрал к себе Юкико, и хотела посмотреть, как они живут.
— Во сколько вы в нему приехали?
— Вечером, чуть позже десяти. По-моему, было минут десять одиннадцатого.
— Довольно странное время для визита. Почему так?
Акико помолчала. Затем решительно подняла на собеседника увлажнившиеся от слез глаза.
— Расскажу откровенно. Я живу в Асия с мужчиной. Это китаец, из Тайваня. Он безумно ревнив, и когда я уезжаю в Токио, всегда организовывает за мной слежку. Ускользнуть от соглядатая мне удалось только к вечеру.
Так она на содержании этого китайца, сообразил Тодороку, теперь совсем другими глазами оценив ее наряд.
— Что же, расскажите подробно про тот вечер. Насколько нам известно, вы приехали автобусом?
— Да, выезжая из Осаки я выяснила, что есть автобусная остановка «Квартал Хинодэ», и решила, что так будет проще найти адрес, чем на такси.
— В автобусе вы спрашивали про Нэдзу у человека по имени Судо Тацуо?
— Так это был он… — Акико с остановившимся взглядом судорожно глотнула воздуха. — Нет, как его зовут, я не знала. Хорошо сложенный мужчина лет тридцати.
— Что было дальше?
— Имя Нэдзу было ему знакомо, но точно он припомнить не мог. Когда мы вышли из автобуса, на входе в квартал он обратился к молодому высокому парню. Тот юноша знал Нэдзу и проводил меня.
— Вы пришли к мужу примерно в десять минут одиннадцатого?
— Да. Я взглянула на часы, когда выходила из автобуса. Было пять минут.
— А потом?
— Увидев меня, Нэдзу очень удивился, а мне стоило лишь взглянуть на него, чтоб ощутить безграничное отчаяние.
— Что вы хотите этим сказать?
— У меня уже был горький опыт, и я с первого взгляда поняла, что он продолжает принимать наркотики. Таким людям ни до чего нет дела. А я… Меня никак не устраивает мое нынешнее положение, я так надеялась, что можно будет все начать сначала, жить мирно и спокойно своей семьей, пусть даже в бедности. Вот почему столь велико было мое отчаяние.
— Ясно. До которого часа вы у него находились?
Тодороку ненавидел себя за эти сухие вопросы. Но он полицейский, и для него в первую очередь важно убедиться в алиби Нэдзу.
— Выставить меня сразу он не мог. Боялся, наверное, что я подниму крик, и Юкико узнает, что мы от нее скрываем. Провел меня в большую комнату. Юкико была в соседней. По-моему, она не спала, но он так и не дал нам встретиться. Я пробыла там минут пятнадцать-двадцать, а потом Нэдзу принялся меня выпроваживать, и мы с ним ушли.
— Значит, это было примерно в половине одиннадцатого?
— Я не следила за временем, но примерно так.
— Рассказывайте дальше.
— Нэдзу хотел отправить меня автобусом, но мне нужно было многое у него разузнать, и я предложила пройтись до станции. Мы пошли через Хинодэ наискосок, чтобы срезать путь. Потом…
— Прошу прощения, — остановил ее Тодороку. — Вы слышали об убийстве хозяйки ателье «Одуванчик»?
— Разумеется.
— В тот вечер вы проходили мимо этого ателье. Вам ничего не бросилось в глаза?
— Абсолютно ничего. Я была так занята своими проблемами… Даже не помню, где мы с ним шли.
— Так. Продолжайте.
— Потом мы вышли напротив киностудии. А там — огромный луг… И я уговорила его, буквально силком затащила туда…
Ее нежное лицо пошло красными пятнами.
— Там есть такой склон, весь заросший травой…
Щеки ее покрылись румянцем, глаза затуманились.
— Мы уселись рядом, не глядя друг на друга. А за разговором обнялись и повалились на траву. Впрочем, нет, — она поспешно поправилась, — я не так сказала, вы ведь неправильно поймете. Не «мы повалились» — это я, я сама повалила его! Я… — и после небольшой паузы продолжила. — Конечно, тело мое пылало, я хотела его любви. Но было еще и большее: я хотела, чтоб он был мужчиной. Мужчиной, который не может в такой ситуации не взять женщину. Но — напрасно!
Произнеся это на одном дыхании, Акико закрыла лицо руками. Послышались тихие всхлипывания, между тонких пальцев просочились слезинки.
— Наркотики разъели его тело, лишили интереса к сексу. Нет, он не протестовал, он полностью подчинился мне. А сам при этом бормотал, что все равно ничего не получится. Так оно и вышло… Что ж, такое мне было знакомо, и я сделала все, чтобы разбудить в нем мужчину. Да, сама я снова зажглась, а он так и остался безучастным. Когда стало ясно, что опять ничего не вышло, я обхватила его за шею и разрыдалась. Его несчастье — это мое несчастье. А он только молча гладил меня по спине. Плакала я долго. Потом он сказал: я конченый человек, смирись с этим. И еще: пойдем, а то опоздаешь на последнюю электричку. В полном отчаянии я поднялась, и мы пошли к станции. Пришли мы туда около часа ночи.
Акико вытерла слезы и подняла на Тодороку прямой взгляд. Истерзанное мукой лицо было бледным.
— Я специально приехала из Осаки, чтобы рассказать вам это. Не знаю, что говорил он. Но если человек, к которому я обратилась в автобусе, — это Судо, то Нэдзу просто по времени не мог убить его. Газеты пишут, что Катагири Цунэко и Судо Тацуо убиты одним и тем же человеком. Значит, Нэдзу невиновен в этих преступлениях, не так ли?
Что ж, показания Нэдзу получили подтверждение. Пусть даже Сабухиро не видел толком спутницу коменданта — все-таки, он был далеко, и уже стемнело, — но Кэнсаку должен помнить эту женщину. Если он засвидетельствует, что именно ее он провожал к Нэдзу десятого вечером, у того будет абсолютное алиби. Пусть даже и остается вопрос, зачем ему было так необходимо изувечить до неузнаваемости лицо мадам.
— А кстати, госпожа…
— Слушаю вас.
— Если вы давно знали, что господин Нэдзу сидит на наркотиках, вы, должно быть, представляете себе, насколько это дорого?
— Да. Я потому и вынуждена была уйти от него.
— Так откуда он брал деньги? У него было какое-то состояние?
— Оно было у него давно. Он второй сын богатого землевладельца и получил от отца значительную
