— Но Киндаити-сэнсэй! — засомневался Тодороку. — Мидзусима ведь уже в приличном возрасте, зачем ему заниматься подобными глупостями?
— С ним-то все ясно, — прищелкнул языком сыщик Симура. — Это неудовлетворенный тип. Смотрите, как по всему Хинодэ шарил, а ведь реально ни одной добычи. Вон и с матерью Тамаки та же история вышла — в последний момент все накрылось. Естественно, у него физиологическая неудовлетворенность, а отсюда интерес к сексуальной жизни других, болезненно-постыдное желание калечить им эту жизнь. По-моему, вполне правдоподобно.
— Я согласен с версией Симуры, — подтвердил Киндаити.
— Позвольте, а как же вот это? — Тодороку ткнул пальцем в письмо № 5. — Получается, он сам себя разоблачил?
— Ну, об этом мы уже говорили. В Хинодэ у Мидзусимы слава Дон Жуана, и было бы подозрительно, не появись о нем анонимки. К тому же, один из получателей таких писем уже убит, поэтому следствие могло заинтересоваться автором. Вот почему он так поступил. Письмо номер пять было состряпано уже после убийства.
— И начинается оно не со слов
— Ну хорошо, сэнсэй, а как же последнее? Уж это-то точно не Мидзу…
Киндаити Коскэ встал и отвесил почтительнейший поклон всем присутствующим.
— Сэнсэй, в чем дело? — выразил всеобщее недоумение Ямакава.
В ту же секунду Тодороку изменился в лице и заорал:
— Дьявол!!!
После чего добавил:
— Прошу прощения.
И уперся взглядом в Киндаити в совершенном потрясении:
— Так «желудь покатился» — это вы?
— Ка-ак? — Тут уж в лице изменились все остальные и дружно уставились на Киндаити.
Он, правда, был сильно сконфужен, но ответил:
— Нет-нет, извиняться должен я. Что ж, я не обладаю талантом Мидзусимы. Просто услышал прозвище Судо и воспользовался куплетом из детской песенки, а оказалось, люди мыслят одинаково. Я очень забеспокоился, когда Химэно-кун вызвал у вас подозрение из-за того же куплета.
Ошеломленные присутствующие не сводили с Киндаити глаз, а Симура с возмущением сказал:
— Господи, сэнсэй! Ну зачем надо было тратить столько трудов и времени, вместо того, чтобы прямо сказать нам?
— Э нет, Симура-кун, — Ямакава уже пришел в себя, и к нему вернулось его обычное добродушие. — Сэнсэй и так довольно настойчиво предупреждал нас насчет пруда, а мы все никак не могли решиться. Вот он нас и разыграл.
— К тому же, Симура-кун, — Киндаити продолжал страдать от чувства неловкости, — я ведь сам не был абсолютно уверен, что тело там.
— Но подозрение у вас все-таки было на этот счет? — Симура тоже продолжал страдать, но от чувства досады.
— Подозрение у меня возникло сразу после того, как нашли первый труп. Помните, мы поднялись на крышу двадцатого корпуса? Когда мы с господином Тодороку смотрели сверху на озеро, я обратил внимание, что сырая земля в самом конце мыса вся истоптана, да к тому же заметил след от колеи. А потом это просто ожило в памяти.
— Ну в таком случае, — сыщик Миура смущенно втянул голову в плечи, — мне тоже следовало кое- что заметить. В тот вечер я разговаривал с Мидзусимой, который пришел к дубу делать зарисовки. Теперь- то ясно, что он присматривал место, чтоб утопить журналы, а вот на следы на земле я и внимания не обратил.
— Ладно, оставим. — Тодороку жестом прекратил обсуждение. — Киндаити-сэнсэй, что же у нас в итоге? Убийца мадам и Судо Тацуо — одно лицо, человек, расправившийся с трупами, — другое. И есть еще кто-то, распространявший анонимные письма, которые переполошили Хинодэ. Так?
— Да, выходит так.
Киндаити горько вздохнул. Взгляд его был печален.
— Но послушайте, сэнсэй, — с недоумением заговорил Ямакава. — Что же, те трое, кого сейчас назвал господин старший инспектор, заранее договорились: мол, я вот это сделаю, а ты вот то?
— Вас интересует, не имеем ли мы дело с преднамеренным преступным сговором?
— Ну да.
— Если здесь сговор, то дальнейший ход расследования понятен. Имя преступника знает господин Нэдзу, хотя и скрывает это… Кроме того, убийцу знает исчезнувший художник Мидзусима… Но следует предусмотреть и другой вариант.
— Все три происшествия просто случайно совпали?
— Такое тоже нельзя исключать. Не это ли столь запутало всю ситуацию? Если бы художник Мидзусима не стряпал письма, если бы господин Нэдзу не проделал дикости с трупами, все решалось бы гораздо проще, не так ли?
— Вы имеете в виду Итами Дайскэ? — встрепенулся сыщик Симура.
— Вот именно. Господин старший инспектор! — Киндаити Коскэ что-то припомнил. — Итами признал, что имел связь с мадам?
— Нам удалось вытрясти из служащего ресторана «Ханаикада» в Футю, что Итами трижды тайком встречался с ней там в отдельном кабинете для любовных свиданий. После этого ему деваться было некуда, и он выложил все. Так вот есть один интересный момент.
— Какой же?
Тодороку усмехнулся:
— По словам Итами, как он ни изощрялся с мадам, она никогда не отдавалась страсти. Просто подчинялась ему, как кукла. При этом сам Итами в итоге начисто выдыхался, на чем все и прекращалось. И так было каждый раз. То есть она выматывала из мужика все силы, а сама при этом совершенно не возбуждалась. Верно он про нее сказал — всем лисам лиса!
Очевидно, для Киндаити Коскэ эта информация была новой, потому что он проявил к ней повышенный интерес:
— Что же, Катагири Цунэко была физиологически фригидна?
— Я и сам прежде всего об этом подумал, но из откровений Итами такого не следует. Он поведал, что отвечать-то она ему в какой-то степени отвечала, но вот до конца с ней дойти у него никак не получалось: она всегда его выматывала раньше. В общем, похоже, что в постели мадам совершенно сознательно себя сдерживала.
— Однако, — Киндаити Коскэ страдальчески отвел взгляд на окно, — возможно ли такое с точки зрения физиологии? Сколько раз Итами с ней встречался, говорите?
— В «Ханаикада» три раза.
— Ну, первый раз — ладно, но ведь потом-то он старался ее завести всякими штучками?
— Разумеется. Набрасывался на нее со всей страстью. И всегда первым же и капитулировал. А она при этом оставалась холодна. Повторялось это каждый раз. Теперь он говорит, что в конце концов совершенно потерял к ней интерес, о чем ничуть не сожалеет.
— Вот это вранье, — вступил в разговор сыщик Симура. — Если уж мужчина запал на женщину, то чем холоднее она его принимает, тем больше он распаляется. Конечно, если они вместе живут и подобное каждую ночь месяцами повторяется, тут уж, конечно, он плюнет и уйдет. Но чтоб после двух-трех раз потерять всякий интерес — как-то это не убедительно.
— Нэдзу показал, что в тот вечер убитая совершенно определенно была в постели с мужчиной, — спокойно напомнил Ямакава. — Им мог быть только Итами. Он занимался с ней любовью, она, как всегда, оставалась холодна, он рассвирепел и убил ее. Как вам такая версия?
— Как говорится, чрезмерная любовь удесятеряет ненависть. Возможно даже, он ее непреднамеренно убил, а потом испугался, что придется отвечать, и сбежал. Господин старший инспектор, Киндаити-сэнсэй,
