исподволь поглядывая на странную девушку, никак не мог отделаться от мысли, что в ней есть нечто очень неприятное. Потому-то Умберто и здесь пришлось взять на себя весь труд; впрочем, разговор с девушкой никогда не был для моряка трудным делом.
Как выяснилось, семья Дейзи не стала переселяться поближе к городу, когда это сделали соседи – ещё три года назад неподалеку отсюда располагалась маленькая рыбацкая деревня. Отец и брат молодой рыбачки заявили посланцам правителя, что вполне могут жить тем, что дает море, и не нуждаются в помощи, однако ранняя и очень суровая зима заставила их всерьез пожалеть о сказанном… а потом прибавилось ещё кое-что.
– Приходили чудища, – невыразительным голосом рассказывала девушка. – Бывало, по двое-трое над водой всплывают и так висят – долго! Один раз полдня провисели. И вроде глаз нет, а чуешь – ищут они кого-то. Так и зыркают по сторонам…
Умберто и Хаген переглянулись. «Мерры! – подумал пересмешник, холодея. – Что им здесь нужно?» Похоже, они и впрямь обнаружили нечто весьма необычное, как и подозревал Крейн. Значит ли это, что чудище с водовода тоже явилось из моря?
– И когда они в последний раз приходили? – спросил Умберто.
– Да дня три тому. Сегодня, наверное, опять полезут.
– Понятно. А где же твои родные?
– В море, где ещё им быть…
Значит, это они привязывали лодку внизу, у каменных столбиков. История Дейзи была достаточно складной, и всё же что-то Хагену не нравилось, но он не мог разобраться в собственных чувствах и потому не стал ничего говорить напарнику. Умберто выглядел обрадованным; должно быть, ему хотелось как-то оправдаться перед капитаном за случившееся в Кааме, и теперь представился шанс. Солнце садилось, близилась ночь. Искать другое место для ночлега было неразумно, поэтому они, не советуясь, решили остаться, а заодно и понаблюдать – вдруг и впрямь появятся мерры?
Рыбачку их решение обрадовало и смутило одновременно: девушка так давно не видела других людей, а тут вдруг сразу двое, да ещё и молодые моряки. Она, краснея, начала исподволь прихорашиваться – приглаживать волосы, отряхивать ветхое платье. Хаген, с трудом сдержав гримасу, отвернулся и стал разглядывать хижину, гадая, как она продержалась последнюю зиму, как выстояла под ветром. Умберто болтал без умолку, Дейзи в ответ на его шутки глупо хихикала, а потом вдруг воскликнула:
– Вот они!
Последний закатный луч мелькнул над горизонтом и пропал; узкая полоса розового света погасла. Днем с холма, на котором располагалась хижина, открывался превосходный вид; сейчас же море можно было только слушать. «Что она там видит?» – изумился Хаген, но всё-таки посмотрел в ту сторону, куда указывала тонкая девичья рука. Вглядываясь в ночную тьму, он вдруг почувствовал укол в шею, но не сразу понял, что это вовсе не комариный укус.
А когда понял – было уже поздно.
– Ты превосходно справился с первым заданием, – сказал Пейтон. – Скоро я подготовлю новое. А пока что пора тебе научиться применять кое-какие знания на практике!
Хаген тупо смотрел на вещь, которую протянул ему дядюшка, и никак не мог понять, что это такое – плоский футляр, в котором лежали пять тонких деревянных трубочек длиной в палец.
– Осторожно, они заряжены, – предупредил Пейтон. – Хоть там всего лишь цирреан, тебе вряд ли захочется проваляться несколько часов, как бревно.
Цирреан – слабый яд, убить им можно разве что старика или тяжело больного человека. Это Хаген прекрасно помнил, но всё равно не понимал, зачем дядя дает ему такое странное оружие.
– Мы, пересмешники, всегда избегали кровопролития, – проговорил магус, будто прочитав мысли племянника. – Для этого есть кланы Скопы, Орла и Ястреба. И, как ты теперь знаешь, мы делаем свою работу незаметно и очень тихо, поэтому убийство – не тот поступок, на который мне хотелось бы тебя подвигнуть. Однако бывает так, что незаметно уйти не получается… и для этого есть средство…
– Я понял, – хриплым от волнения голосом проговорил Хаген. – Но там точно цирреан? Не что-то другое?
Дядюшка лишь плечами пожал.
– Если не веришь мне, смой его и заряди их заново.
Хаген верил, но сделал всё именно так, как сказал Пейтон – на всякий случай…
… – Трисса, ты здесь?
В заброшенном саду было тихо и пусто, только ветер шуршал в ветвях.
– Трисса!
Никто не откликнулся, но Хаген вдруг различил в шелесте листвы звук совсем иного рода – тяжелый вздох. Пересмешник шагнул вперед, и кузина вышла ему навстречу из-под сени старой вишни, чьи ветви, густо усыпанные цветами, опускались почти до земли. Трисса была в своем любимом красном платье, но нынче вечером оно её не красило, а горячечным румянцем отражалось на бледных щеках.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Хаген, хотя знал ответ. – Дома все уже обыскались, переживают…
– Тебе не стоило сюда приходить, – негромко проговорила девушка. – Это место моё, оно знает слишком много моих секретов. Уходи сейчас же!
– Надо было прятаться лучше, – возразил молодой пересмешник. – И вообще, ты сама меня сюда привела, помнишь? В тот день, когда…
– Когда мы подглядывали за работой Тео, я помню! – перебила Трисса. – Ты… – она судорожно вздохнула, шагнула к нему. – Как ты вообще можешь вспоминать об этом спокойно!..
Хагену показалось, что она вот-вот даст ему пощечину, но этого не произошло. Ярость и боль во взгляде Триссы превратились в отчаяние, её плечи вздрогнули, и спустя миг девушка разрыдалась в голос, не сумев больше сдерживаться. Поначалу растерявшись, Хаген обнял её, погладил по волосам – всё как тогда, в его комнате. Трисса плакала и никак не могла остановиться; сквозь рыдания пробивался невнятный лепет о какой-то душе города и о том, что теперь у Фиренцы нет будущего. Он не понимал, как это связано с произошедшим.
Он просто хотел её утешить, она в этом утешении и впрямь нуждалась, и они даже не осознали, в какой миг дружеское объятие превратилось в нечто совсем иное…
Его привели его в чувство, вылив на голову ведро ледяной воды. Хаген попытался вскочить, но лишь беспомощно задергался, как рыба на палубе. Его руки и ноги были крепко связаны; перед глазами стоял туман, в котором мельтешили черные точки.
– Проснулся, кракен тебя побери?
Голос был мужской, потрепанные сапоги прямо перед его лицом – тоже. Пересмешник медленно сел на колени, поднял голову; туман никак не рассеивался, но это его не пугало – магус уже понял, чем был отравлен. Водилась в здешних широтах маленькая рыбка с длинным шипом в основании ярко-красного плавника… хотя это уже не имело значения.
В полумраке смутно белела рубашка Умберто: не то напарник Хагена всё ещё был без сознания, не то приворялся. Им выпала честь полюбоваться на хижину «рыбачки» изнутри: здесь было темно и сыро, на подмокшем земляном полу отпечатались следы сапог. Хаген глубоко вздохнул, и его замутило – запах гнилой рыбы, и без того неприятный, сделался совершенно невыносимым. Причиной этому тоже был яд: ослабляя зрение, он усиливал обоняние и слух, но совсем ненадолго.
Шорох. Неуклюжая поступь человека, привыкшего к палубе под ногами. Хриплый кашель. «Их трое… но рыбачки среди них нет, все трое – мужчины…. куда она делась?»
– Кто вы? – спросил Хаген. – Зачем вы на нас напали?
Они не предусмотрели такого поворота, и теперь оставалось лишь придумать правдоподобную историю… знать бы, кто такие эти люди, разбирающиеся в ядах? И куда подевалась «рыбачка»? Провела его, как мальчишку, и скрылась в темноте. Что ж, поделом…
– Это я должен спросить, медузий сын! – хрипло проговорил один из незнакомцев, подымая Хагена за воротник. Рубашка угрожающе затрещала, но пересмешник подумал лишь об одном: если его ещё хоть чуть-чуть продержат вот так, дыша в лицо перегаром… – Откуда вы взялись? Кто такие? Говори, если не хочешь, чтобы твоему другу пришлось худо!
