– Конечно… – осторожно ответил курьер. – Император сможет перейти к решительным действиям. Кредайну не продержаться и трех недель…
– Но это же ваш город! – в голосе принцессы прозвучала укоризна. – Вашего отца избрали правителем. Будет война… погибнут люди… вас это не волнует?
– Война будет в любом случае, – сказал он, гадая про себя, к чему она ведет. Но Ризель прекратила странный разговор также неожиданно, как начала – попрощалась вежливо и с достоинством, пожелала ему приятного отдыха и ушла.
Курьер позволил себе вздохнуть с облегчением и подумал, что, вероятно, вел себя с принцессой слишком уж спокойно – а ведь провинциал в присутствии Её Высочества должен был совершенно растеряться. Этот досадный промах поздно было исправлять, но, похоже, ничего страшного не произошло, и рыбка съела наживку.
Теперь предстояла вторая часть плана…
…Он шел по полутемной галерее – скользил бесшумно, словно призрак. Только один маленький мех заметил его и увязался следом, словно любопытный щенок, но вскоре отстал. Среди то и дело пробегавших по стенам теней вполне могли оказаться и куда менее безобидные создания, но ночной гость не боялся посторонних глаз: ему нужно было всего лишь остановиться в условленном месте, как будто споткнувшись, и подменить лежащую за постаментом одной из статуй папку с бумагами – поутру её должны были забрать.
Папки были одинаковые.
Бумаги, естественно, разные – принцесса и не догадывалась, что он привез на самом деле не один пакет, а два…
Галерея раздалась, превратившись в небольшой зал, посреди которого стояло каменное изваяние – женщина, сидящая на невысокой скамеечке, подперев рукой подбородок. Курьер споткнулся возле постамента, провел рукой по полу… и ничего не обнаружил.
Выпрямился.
Огляделся по сторонам.
Если бы того, кто должен был помогать курьеру, раскрыли, то сейчас настал подходящий момент для имперских ищеек выскочить из засады, однако кругом царила всё та же тишина, что и раньше. Быть может, его неведомый напарник болен и не успел подготовить всё как надо? Не имеет значения. Второй попытки не будет, придется возвращаться домой, выполнив задание лишь наполовину – при условии, конечно же, что его выпустят из дворца и роль удастся отыграть до последнего.
И всё-таки чутье подсказывало, что он здесь не один…
– Эй! – негромко позвал курьер. – Я слышу тебя! Выходи!
Тень метнулась из угла в угол, словно мышь, в приступе безумной смелости решившая удрать от кошки. Курьер гнаться за ней не стал, а поднес к губам тонкую трубочку, которую до этого прятал в рукаве, и дунул. Мгновением позже тень неуверенно шагнула вперед, еле слышно вскрикнула – и рухнула на пол, словно мешок с тряпьем. Папка выпала из ослабевших рук, замочек раскрылся – бумаги ворохом опавших листьев разлетелись по мрамору, на котором даже в темноте отчетливо виднелся жутковатый узор, напоминающий кровавые разводы.
Листок за листком он собрал рассыпавшиеся документы, мельком рассмотрев удивительный почерк Её Высочества – буквы шли ровно, рядами маленьких булавок, – и лишь потом приблизился к тому, кто едва его не опередил. Незнакомец лежал неподвижно, из-под черного плаща виднелась лишь узкая кисть с длинными пальцами.
И при взгляде на эту кисть у курьера отчего-то перехватило дыхание.
– Спасибо… – чуть слышно прошелестел знакомый голос. – Так даже лучше. Это легкая смерть… спасибо, Хаген…
Засветло матросов разбудил сигнал тревоги, темной волной прокатившийся сквозь сознание. Как оказалось, ночью фрегат занесло в колонию бурых водорослей, которые облепили правый борт и принялись быстро разрастаться. Хаген впервые встретился с подобной напастью и не сразу понял, отчего матросы без промедления ринулись на палубу, но когда у него на глазах бесформенная масса перевалила за планшир, пересмешник не на шутку испугался. «Без паники! – сказал один из моряков постарше, заметив его побледневшее лицо. – Не черная гниль, а всего-то ничего – водоросли! Справимся, не дрейфь…»
Хагена это не очень воодушевило.
Обиднее всего было то, что неприятность случилась с ними за полдня до прибытия в Кааму, где можно было бы поставить фрегат в док и хорошенько почистить, но капитан не хотел ждать. Хаген подозревал, что дело вовсе не в опасности: Крейн попросту не желал явиться в порт на фрегате, обросшем всякой дрянью, и тем самым дать Лайре Арлини лишний повод для насмешек. Так или иначе, приказ капитана был предельно ясен; все принялись за работу, а сам Крейн спустился на нижнюю палубу, взяв с собой нескольких помощников. Из трюма вытащили ящики с жесткими щетками и связку толстых перчаток, закрывавших руки почти до плеч. Водоросли, оказавшиеся липкими и жгучими, постепенно разъедали палубу – она делалась неровной, шершавой, – и, хоть проесть её насквозь они бы не смогли, работать следовало быстро. Расправиться с зарослями чуть ниже планшира не составило особого труда, а затем пришлось попотеть: обвязавшись веревками, матросы спускались за борт и там принимались ожесточенно скрести корпус, то и дело стряхивая в воду бурые ошметки. Поначалу Хаген радовался возможности немного поразмяться, но потом чуть приуныл: работа оказалась нелегкой, а от него все ждали нечеловеческой силы – магус всё-таки! Объяснять, что не все небесные дети превосходят обычных людей по силе и выносливости, он не стал, да ему бы и не поверили.
В очередной раз выбравшись на палубу, чтобы отдохнуть и выпить воды, он посмотрел на небо – и увидел крылана. Джа-Джинни взлетел почти сразу после того, как началась «уборка», заявив, что не желает путаться под ногами.
– Везет кое-кому! – проговорил один из матросов, проследив за взглядом оборотня. – Мы тут горбатимся, а он! Птичка, кракен его побери…
Хаген покачал головой.
– Везет, говоришь? Я бы не хотел оказаться на его месте.
Парящий в вышине крылан показался ему воплощением одиночества. «
Хаген огляделся.
Что связывало всех этих людей? «Оставаться на борту могут только те, кому там хорошо, – сказал ему Умберто совсем недавно. – Держать насильно тебя никто не станет». Вроде бы, всё понятно, но это же не ответ! Не было ничего общего у хмурого крылана, меланхоличной целительницы, Умберто с его нарочитой беззаботностью… Каждый хранил свои секреты, не намереваясь ни с кем делиться, и Хаген не назвал бы никого из них счастливым. Казалось бы, такая команда не должна была продержаться и дня.
Он закрыл глаза…
Ничего не исчезло. Попутный ветер наполнял паруса, дельфы резвились за кормой, люди суетились на палубе. А откуда-то из недр фрегата тянулись сияющие тонкие нити, паутиной охватившие сам корабль и команду: они переплетались, но не путались, легко проходя одна сквозь другую. «Паутина… а где паук?» «Дурак, – добродушно рассмеялся кто-то. – Всё ещё ничего не понял?» Нити тянулись и вверх – туда, где парила крылатая тень, и он вдруг увидел «Невесту» с высоты птичьего полета.
Хрупкая скорлупка на огромных ладонях безграничного океана, вот какой она была. Вблизи казавшийся мощным и опасным существом, издалека фрегат выглядел очень уязвимым, а вот сам океан, то полный неизъяснимого очарования, то пугающе грозный, теперь был попросту чужим. Он жил своей особенной жизнью – дышал, испытывал чувства, для которых ни в одном человеческом языке не было названия, – а люди и даже магусы по сравнению с ним казались чем-то не более значительным, чем рой мошкары над камышовыми зарослями. Пройдут годы, пройдут века, но океан останется прежним…
… – Эй, уйди с дороги!
Бэр протопал мимо, волоча сеть, переполненную водорослями из трюма – как они проросли сквозь
