Павлушу в спину, чтобы он намек понял. Слегка не рассчитала силушку, Павел ойкнул и практически поцеловался с режиссером.
– В таком случае, не буду вам мешать мебель двигать, – хмыкнул Павлуша.
– Может, помочь вам сумку до такси донести? – спросил Варламов.
– Благодарствую, сам справлюсь. Вы, главное, мамуле подсобите. Короче, надеюсь на вас… Послушайте, а я вас, кажется, знаю. Вы Варламов? – уточнил сын. – Я все ваши фильмы смотрю.
– Приятно это слышать, – сдержанно отреагировал Иван Аркадьевич.
– Ничего себе. Мать, что же ты раньше не сказала, что замуж за великого режиссера собралась!
– Павел! – взвыла Елена Петровна, заливаясь кумачовым цветом с пяток до макушки, опозорил, говнюк такой. Ну и что теперь ей делать?
– Значит, ты согласна, радость моя? – подмигнул ей режиссер.
– Нет! – выпалила Елена Петровна и, схватив пакет с едой и цветы, унеслась в кухню.
– Уламываю ее уже год, – доверительно сообщил Иван Аркадьевич. – Упрямая у вас мамаша. Может, вы на нее как– нибудь повлияете?
– А у вас – серьезно? – спросил Павел.
– Серьезнее некуда.
– Тогда попробую, – усмехнулся Павел. – Но имейте в виду: если обидите маму, я не посмотрю, что вы известный человек.
– Обижать вашу маму я не собираюсь. Она само кого хочешь обидит.
– Согласен, она бывает невыносимой.
– Ужас, а не женщина!
– Не то слово – катастрофа!
– Поужинать останетесь?
– Я бы с радостью, но – тороплюсь.
– Тьфу на вас, – вышла из кухни Зотова и снова удалилась. Мужчины притихли, пожали друг другу руки и разошлись.
– Выздоравливайте! – запоздало отреагировал режиссер, наблюдая, как сын Елены Петровны бодро тащит свою тяжелую сумку к лифту: признаков радикулита заметно не было.
– Спасибо, вы тоже не болейте, – подмигнул ему Павел и скрылся в кабинке.
Иван Аркадьевич потоптался в прихожей, не решаясь пройти в кухню, а когда он, наконец, осмелился, то застал Елену Петровну, сидевшую на табуретке в позе королевы.
– А ты переживала, что мы не найдем с твоим сыном общий язык, – щедро улыбнулся Иван Аркадьевич. – Ладно, пойдем, родная. Хотелось бы до ужина управиться.
Зотова непонимающе моргнула.
– Что, так сразу? – смущенно переспросила она.
– А когда? После ужина тяжело будет. Боюсь, пупок развяжется, – Варламов хохотнул и погладил себя по животу.
Совсем не так она представляла себе романтику их соединения. Ни тебе комплиментов, ни многообещающих взглядов, ни клятв в вечной любви… Она почти настроилась, ноги побрила, а он взял и все испортил. Пупок у него, видите ли, развяжется! Козел старперский! Настроение у Елены Петровны испортилось до такой степени, что она чуть было не расплакалась.
– Лен, ты что? – уловив перемену в ее лице, спросил Варламов.
– Ничего, пойдем, – Зотова стряхнула печаль, бодренько поднялась и широким шагом, чуть не сбив режиссера с ног, пролетела мимо него в спальню. Иван Аркадьевич вскоре замер на пороге комнаты, глядя на Зотову, которая возлежала на кровати, сложив руки на груди, как покойница.
– Начинай, – загробным голосом велела она и закрыла глаза. – Только свет погаси.
– Как же я буду мебель двигать без света? – проблеял Варламов. Елена Петровна резко села, голова наполнилась флеш-беками и распухла. Какая же она дура!
– Мебель надо передвинуть в гостиной. Диван поменять местами со столом, а шкаф – с диваном. Ты передвинь пока, а я полежу. Без света. Устала очень. А потом я ужин приготовлю, – Елена Петровна снова упала на постель, сложила руки на груди и закрыла глаза, чувствуя себя одновременно идиоткой и героиней фильма Меньшова «Москва слезам не верит», Верой. «Как долго я тебя ждала», – вертелась в голове фраза.
– Отдыхай, отдыхай, – пропел Варламов.
Щелкнул выключатель, Иван Аркадьевич вышел из комнаты и прикрыл дверь. Зотова открыла глаза и уставилась на серый потолок, по которому скользили отсветы от фар машин.
Из гостиной послышалось кряхтение и матюги. «Если он не развалится, то, так и быть, выйду замуж», – решила Елена Петровна и злорадно улыбнулась.
– Йо-ой! – завопил Иван Аркадьевич, а далее последовал монолог народного фольклора и стоны.
«Развалился», – расстроилась Елена Петровна, соскочила с кровати и помчалась в другую комнату.
Варламов, скрючившись, сидел на полу и матюгался во всю ивановскую.
– Прострел, – прокряхтел Иван Аркадьевич, заметив Елену Петровну. – Я понял, почему у твоего сына радикулит, он тоже диван пытался с места сдвинуть. Ничего, ничего, ты, главное, не беспокойся. Сейчас отпустит, и я поборю этого велюрового монстра.
– Да сиди уж! В смысле, не дергайся, – отмахнулась Зотова, легко задвинула диван на место, разобрала его и, подхватив Ивана Аркадьевича под мышки, уложила режиссера в кроватку.
– Мне надо… это самое… ехать… Дела у меня срочные! – попытался было подняться Иван Аркадьевич.
– Лежать! – скомандовала Зотова, притащила мази, пуховый платок, обезболивающее и остаток вечера лечила режиссера и кормила его с ложечки пельменями. Варламов робко сопротивлялся, пытался сбежать, но наконец-то угомонился и уснул.
Елена Петровна поправила Варламову одеялко и тоже отправилась спать. Похоже, поездка в Австрию отменилась по ее вине, и она так и не попробует шпеккнёделей с шинкенфлекерлнами, с сожалением подумала она и провалилась в сон, решив не класть под подушку свою любимую двухкилограммовую гантель. Вряд ли Варламов станет сегодня покушаться на ее честь.
К ее удивлению, когда Елена Петровна пробудилась, Варламов уже скакал, как горный козел, по кухне и готовил завтрак.
– Солнце мое, ты настоящая волшебница! – поставив перед Еленой Петровной чашечку с кофе и блюдо с бутербродами, пропел Варламов. – Мало того, что на ноги подняла, так еще и излечила мою хроническую бессонницу. Я впервые за несколько лет спал ночью. Лена, ты потрясающая женщина!
– Твою бессонницу вылечила таблетка снотворного, которую я тебе вместе с анальгином дала. Чтобы ты угомонился, – доложила Зотова довольно, хотя подобный сомнительный комплимент редко какая женщина оценит.
– Коварная! – закатил глаза режиссер.
– Я такая, – подмигнула Елена Петровна, кокетливо поправив воротничок на своем сатиновом пеньюаре в мелкий цветочек.
– Документы приготовь. И еще мне от тебя нужны справка с работы и фотографии для визы. Лена, времени в обрез. В последний раз спрашиваю, да или нет, больше я тебя упрашивать не буду, – уловив в лице Елены Петровны сомнение, заявил режиссер.
– Ладно, уговорил, я еду с тобой в Тироль справлять Новый год. Вдруг у тебя прострел снова случится, кто тебя лечить будет? Но предупреждаю, на лыжах я кататься не стану! Даже не уговаривай! Не буду!
– Согласен, я буду катать тебя с гор на санках, душа моя! – обрадовался Варламов и чмокнул Елену Петровну в лоб.
Зотова вообразила свою выдающуюся попу на детских саночках и ехать в Австрию снова перехотела, но отказываться уже было неудобно. Варламов светился от счастья и казался ребенком, который уломал строгую маму дать ему мороженое во время простуды. Дурак! Да, нельзя Варламова одного отпускать, он хоть и знаменитый режиссер, но какой-то беспризорный. Пропадет без нее, сердобольно подумала Елена Петровна и неожиданно тоже испытала прилив счастья. Кратковременный. На работу, куда ее подбросил Иван Аркадьевич на белоснежном «Вольво» с мягкими кожаными сиденьями и чопорным водилой, она
