где.
– Так что же мне делать?
– Об этом уже пытался написать Чернышевский, но у него ничего не вышло. Работайте, сыск вечен, он необходим любому строю. Вы же боретесь с уродами и мразью, а это дело весьма почтенное.
В тот вечер Тыльнер расстался с Леонидовым, так и не получив ответ на то, что его беспокоило.
Секретный сотрудник, псевдоним «Фазан», сидел на холодных камнях памятника.
– Здравствуй, – сказал Тыльнер, – не боишься задницу застудить.
– Не боюсь, Федорыч, она у меня сильно порота была, папашей покойным, так что задубела, ей ни жара ни холод нестрашны.
– Ну что у тебя стряслось?
– Это не у меня, а у сыскной.
– Не тяни.
– В кафе «Домино» встретил Сашку Иваницкого, он сказал, что завтра в шесть Борька-поэт будет в своей квартире на Молчановке.
– А откуда Иваницкий знает.
– Они кореша. Борька собраться придет. Рвет он из Москвы. Обложили вы его сильно.
– Подожди, подожди, а что там на Молчановке.
– А ты, Федорыч, будто не знаешь, – засмеялся «Фазан», – там у него в доме со львами квартира, где он проживает. Вы его по малинам, да мельницам шукаете, а он живет себе в богатом доме.
– Бардак, – выругался Тыльнер.
– А я что говорю, – Фазан достал папиросы «Ира», – закуривай. Федырыч, ты мне ничего не принес.
Тыльнер, достал из кармана пачку денег.
– Держи, расписку потом напишешь. Постарайся встретиться с Иваницким, есть такая возможность?
– А то. Он каждый вечер в «Домино», в железку заряжает.
– Покрутись с ним, выясни, ну как ты умеешь ненавязчиво, где остальные члены банды.
– Так их всего трое осталось Витя-Порутчик, Ленчик-Певец и Серега-Червонец. Они не из наших, фраера Хиве не верят.
– Трудное дело, я понимаю, поэтому и прошу тебя, ты чего молчишь все.
«Фазан» затянулся и сказал после паузы:
– Хитер ты, Федорыч, ох хитер. Все нет, но кое-что умею.
– Тогда разбежались, жду добрых вестей.
Тыльнер вернулся в Гнездековский и приказал вызвать всех сотрудников своей бригады.
Потом позвонил начальнику МУРа, благо он еще не спал и доложил о том, что накололи Борьку- Поэта, и попросил бойцов из летучего отряда.
Дом на Молчановке приняла нарушка.
Борька-Поэт. Он же Борис Новицкий.
Казаринов сначала не узнал своего старинного друга. Был когда-то Борис Новицкий поэтом декадеатом, ходил в бархатной блузе с атласным бантом, в штанах из красной неже, и со стрелкой нарисованной на сумке.
– Ты, что не узнаешь меня, Витя?
Ну как узнаешь человека в желтой кожанке, в фуражке не со звездой, в высоких сапогах-шевро и моднейших английских бриджах, завернутого в тунику поэта. Они обнялись.
– Ты никак в ЧК служишь.
Новицкий захохотал.
– Витенька. Совсем наоборот. Я поэт полетов.
– Я думал ты перестал.
– А зачем. Я как начал при Керенском так и продолжаю по сей день.
– А как же стихи?
– Пишу. И даже выпустил три книжки.
– Ничего себе.
– А ты как?
– Второй день как с Юга. Делал там кино. Заработал кое-что.
– Ты всегда был молодцом, – Борька-Поэт обнял Казаринова за плечи. – Пойдем ко мне. Посидим, выпьем, закурим, а то мне надо линять из столицы.
– Мне надо передать письма с Юга.
– Кому, если не секрет.
– Да какой там секрет, Боря, Арнаутову и Олегу Леонидовичу.
– Мы посидим, а ты потом в «Домино» и наверняка их встретишь. Пошли ко мне, до Молчановки два шага.
Они стояли у ювелирного магазина Нефедова, на углу Афанасьевского переулка.
Мимо торопились люди. День уходил. Начинались вечерние заботы.
Казаринов с любопытством наблюдал за толпой. Иная она была, чем в восемнадцатом, когда он уезжал из Москвы.
Практически исчезли с улиц шинели, заменившие москвичам пальто.
Вот прошли мимо две дамы в каракулевых шубах с накинутыми на плечи чернобурками и крошечных надвинутых на глаза шляпах-колпачках.
Другой стала Москва, совсем другой. Даже дворники опять появились разметавшие мусор.
– Что смотришь? – спросил Борис.
– Знаешь, если покрасить особняки, да крыши подновить шикарным стал бы Арбат.
– Погоди немного. Это Колумбы капитализма, остальные пока осматриваются и выкапывают горшки с золотишком. А вот когда они придут в коммерцию жизнь пойдет иначе.
Пошли дома поговорим.
Квартира на Молчановке.
На темную Молчановку въехал грузовик.
Остановился у дома со львами у входа.
Из кабины вылез инспектор УГРО Тыльнер, в серой пушистой кепке и пальто-реглан из дорогого материала.
Из темноты вышел человек.
– Замерз, Ефимов? – спросил Тыльнер.
– Есть малость, Георгий Федорович.
– Он дома?
– Да. С ним еще один.
– А черный ход?
– Там Соловьев с милиционерами. Свет есть.
Тыльнер посмотрел: два окна на третьем этаже светились.
– Где дворник?
– Ждет.
Тыльнер подошел к машине.
