Леонидов взял несколько газет, сунул в печку-буржуйку, положил туда дрова и зажег спичку.
Печка занялась сразу, и даже загудела.
Леонидов закурил.
В дверь постучали.
– Ну, кого еще несет? – Леонидов, переступая через поленья, пошел открывать дверь.
На пороге стоял молодой человек в серой пушистой кепке и добротном пальто.
– Здравствуйте, Олег Алексеевич.
– Господи, Гоша, я вас не видел целую вечность.
– Служба.
– Три года прошло, как вы в угрозыске работаете, а стали настоящим сыщиком. Заходите. Вы по казенной надобности или в гости?
– В гости. Не прогоните?
– Что вы, прошу. Ваша контора через два дома от меня, а видимся редко.
Георгий Тыльнер вошел в комнату.
– Олег Алексеевич, у вас здесь стихийное бедствие.
Тыльнер снял пальто и начал собирать дрова.
– Гоша, я сейчас, будем пить кофе. Хотите кофе?
– Нынче кофе странный.
– Нынче жизнь странная, а кофе у меня есть натуральный.
– Сухаревка неистребима.
– Зачем же Сухаревка. Мой приятель – заместитель Луначарского. Вхож в Кремль. Он и купил мне в тамошнем кооперативе «Коммунар» пакет кофе.
– Огромные деньги?
– Гоша, я заплатил за это копейки. В «Коммунаре» есть все. Телятина, фрукты, шоколад «Эйнем», который, кстати, обожает Ленин, конфеты, масло. Все. Как бывало в «Елисеевском». Неужели не слышал об этом гастрономическом рае?
– Слышал, конечно.
Леонидов поставил кофейник на буржуйку.
Когда вода закипела, он щедро насыпал из стакана кофе.
– Господи, – тихо сказал Тыльнер, – запах из прошлого, доброго, милого прошлого.
– Ностальгируете, Гоша?. Прошу к столу.
– Минутку.
Тыльнер вынул из кармана пальто сверток.
– Нынче в гости с пустыми руками не ходят.
Он подошел к столу, развернул бумагу.
– Вот это да!, – удивился Леонидов, – белая булка и ветчина. Никак уголовный сыск пускают в гастрономический рай?
– Нет, мой дорогой, у нас свои возможности.
– Мне бы так хоть денек пожить.
– Не прибедняйтесь.
– Не буду.
Олег поставил на стол красивые чашки, две рюмки, нарезал булку и ветчину, поставил бутылку настоящего коньяка.
– Шустовский, – ахнул Тыльнер, – откуда?
– У нас тоже свои возможности. Ну, начнем, благословясь.
Леонидов разлил коньяк по красивым хрустальным рюмкам.
– Господи, вздохнул Тыльнер, – все, как раньше.
– Милый Жорж, – рассмеялся Леонидов, – для руководящего сотрудника московской розыскной милиции заявление неуместное.
– Может быть. Но очень часто, особенно по утрам, я вспоминаю нашу столовую, запах кофе, свежие булочки, еще теплые, три сорта варенья и брусок масла.
Вспоминаю, когда пью чай с коричневым сахаром или сахарином и ем несвежий хлеб.
– Зато сейчас мы едим замечательную белую булку.
– Олег Алексеевич, вы не знали Виктора Казаринова?.
– Конечно. Весьма яркая личность. Украшение столичной и московской богемы. Писал весьма неплохие рассказы, потом стал отличным кинописателем. Широкий, щедрый, бонвиван, с ним крутились самые разные люди. От театральных статистов до Митьки Рубинштейна и самого Распутина.
– Он дружил с Рубинштейном? – удивился Тыльнер.
– И не только с ним. И князь Андроников и Манасевич-Мануйлов и Симанович. Не знаю, насколько они были дружны, но кутили вместе. А зачем вам?
Тыльнер достал из кармана фотографию, положил на стол.
Леонидов присвистнул.
– Убили Витю. Жаль, веселый был парень и хороший товарищ. Как это случилось?
– Мы брали Бориса Новицкого, того самого знаменитого налетчика по кличке Поэт…
– Так я его знаю. Он постоянный гость кафе «Домино».
– Произошла перестрелка, а в квартире был Казаринов. Случайная пуля.
– Жаль.
– У него мы нашли два письма. Одно... – Тыльнер протянул конверт.
– Я могу прочесть? – поинтересовался Леонидов.
– Я прошу вас это сделать. Письмо очень любопытное. Особенно упоминание о каком-то Сашеньке. Одна голова хорошо…
– Ну, что ж. «Дорогой друг – начал читать Леонидов, – выдалась счастливая оказия и я шлю вам письмо с милым Витенькой Казариновым. Я знаю, что вы его любите, а главное, верите ему. Сейчас Советы выпускают за границу людей, вроде вас. Я встречал в Стокгольме и Париже несколько артистов и писателей, покинувших Совдепию. Их рассказы ошеломили меня. Я никогда не был русским патриотом, не финансировал белых, тем более красных. Моя страна – мои капиталы, я подлинный патриот денег. Подавайте прошение. Вам помогут, есть коммерсант, который дружит с большевиками, вывозит из Красной России художественные ценности. Он заинтересован в моих капиталах и готов оказать мне это небольшое одолжение. Не забудьте Сашеньку, это очень важно и для вас и для меня.
Крепко обнимаю. Жду в Стокгольме. Ваш Митя Рубинштейн».
Леонидов положил письмо на стол. Задумался.
– Как я догадываюсь у вас возникли два вопроса. Кто получатель этого письма? И что это за Сашенька? Так?
– Именно.
– Это делается просто. Надо отработать всех общих знакомых Казаринова и Рубинштейна в Москве.
– Это непомерный труд, – вздохнул Тыльнер.
– Отнюдь. Их не так много, тем более писателей и артистов. Надо узнать, кто получатель, а потом искать таинственного Сашеньку.
– Или таинственную Сашеньку.
– Я могу доложить Никулину, что вы согласны нам помочь?
– Никулину?
– Это мой начальник.
– Ну, вот, вся таинственность пропадает и никаких авантюрных приключений. А это очень важно в таком мероприятии.
– Ну, так что?
– Согласен. Чувствую, что будет интересно, вот только будет ли из этого статья и дадут ли ее напечатать?
