Малина.
Тыльнер с двумя агентами подъехал на извозчике к арке ворот.
– Жди здесь.
Они вошли во двор.
Темнота и грязь.
Только в двухэтажном доме сквозь рваные занавески пробивался свет.
Поднялись на второй этаж.
Осветили фонарем дверь с вылезшей паклей.
Ни ручки, ни звонка не было.
Агент Балашов, бывший борец «Черной маски», грохнул кулаком по двери, так что задрожал дом.
За дверью послышались шаги.
– Кто?
– Конь в пальто. Открывай, Нефедыч, иначе дверь разнесу.
– Сыскная что ли?
– Догадливый ты.
Дверь распахнулась, и оперативники вошли в темную прихожую.
– Свет зажги.
Над потолком зажглась тусклая лампа, обмотанная газетой.
Тыльнер вошел в комнату.
– Ну и вонища у тебя, хозяин.
– Так люди отдыхают, Ваше благородие.
На столе валялись объедки и карты, по полу катались пустые бутылки.
– Где Кот?
– Спирька?
– А у тебя еще какой есть, – рявкнул Балашов.
– Так нет, его Манька-Колесо увезла.
– Куда?
– Известно куда – к себе. Спирька при монете, теперь она пока из него все не вытряхнет, не отпустит.
– К себе – это значит в Зоологический переулок? – сказал Тильнер. – Так, Нефедыч?
– Так, Ваше благородие.
– А если, упаси Бог, не так будет, я вернусь и сожгу твою хазу.
– Нет такого закона.
– А махорку в водку сыпать – есть такой закон.
Спирька Кот спал на кровати с шишечками и пружинным матрасом. Он лежал, раскидав свое сильное тело, рубашка была расстегнута, брюки спущены до колен. Тыльнер сунул руку под подушку.
– Зря, начальник. Спиридон вор серьезный. Он этими бандитскими пукалками не пользуется. Вон нож, которым он колбасу резал, это и есть его вооружение.
Балашов тряс Спирьку, но тот только мычал.
– Не поднимете его, – посочувствовала Манька, – придется на себе тащить.
– Извините, Балашов, – развел руками Тыльнер, – но…
– Я понял, товарищ начальник.
Олег Леонидов.
На Тверской было темно. Тусклые фонари горели через один.
Леонидов вышел из «Домино» и зябко застегнул пальто.
– Олег Алексеевич, – окликнули его из темноты.
Он обернулся, разглядел силуэт автомобиля и Штальберга, идущего к нему.
– Олег, – сказал Штальберг, – Вы единственный человек, которому я могу доверять. Я уезжаю…
– Куда?
– В Питер. Видите авто, мой племянник Коля гонит его в штаб Балтфлота. В Чека дознались, что я работал в контрразведке и занимался немецкими деньгами. В этом портфеле документ, на чьи деньги устраивали переворот.
– Но Борис…
– Не перебивайте меня. Вы знаете, что моя жена умерла, рожая второго ребенка, сына Сережу, прапорщика по Адмиралтейству, утопила матросня на Балтике, а он работал в журнале «Морской вестник». Не перебивайте. Несколько дней назад я подобрал кошечку. Милую, нежную, зовут Нюша. Смотрите.
Штальберг открыл сумку, и Леонидов увидел рыже-белую маленькую кошечку.
Он погладил ее по голове, и она радостно мяукнула.
– Признала Вас. Возьмите это единственное дорогое мне существо. Спасите его. Все приданое ее тут, еда у меня с собой. Берете?
– Конечно.
– Спасибо, дай Вам Бог.
– И Вам счастливо. Но Борис, в Питере тоже чекистов навалом.
– Утром я буду в Питере, а вечером в Сестрорецке у финнов. Мой друг водит людей через границу. Оставить вам адрес? Мало ли что.
– Спасибо. Не надо.
Они пожали друг другу руки и расстались навсегда.
Налет.
В квартире ювелира Громова, хозяина магазина на Арбате, отмечали сразу два события – день рождения супруги Калерии Викторовны и новый большевистский закон, разрешавший частную торговлю.
Гость шел все больше солидный. Торговцы галантерейными товарами, меховщики, мануфактурщики, владельцы дорогих обувных и конфекулонных магазинов.
Для украшения собрания был приглашен писатель Арнаутов и несколько артистов.
За огромны роялем уже разминался самый известный в Москве кинотапер Лео Стефан. Гости несли цветы и подарки. Дамы, как новогодние елки, были увешены драгоценностями.
Рядом с праздничным столом стоял еще один, на нем возлежал исполненный на заказ торт в виде перстня с инициалами новорожденной.
Сначала курили, шушукались, слушали знаменитого тапера.
Наконец, сели за стол.
Первый тост подняли за хозяйку.
Внезапно в прихожей прозвучал звонок.
Горничная бросилась открывать.
Раздался какой-то шум и в комнату вошли четыре элегантных человека в масках, с маузерами в руках.