Потряс.
И остался доволен.
Оглянулся и пошел по шестой линии.
Кафе «Домино»
Шварц и Федоровский пили коньяк в «Домино».
Вернее, пил одни Шварц. Федоровский только пригубливал рюмку.
– Отчего же Вы не пьете? – спросил Шварц. – Коньяк весьма хорош.
– А Вы, Генрих, или как Вас там…
– Вы сомневаетесь, что это мое настоящее имя?
– Да нет, – весело ответил Федоровский, – не пью крепких напитков и не курю. Моя профессия тесно связана со здоровьем.
– Вот и прекрасно. Помните наш разговор?
– Насчет заработка?
– Именно.
– Что надо делать?
– Вы едете в Петроград, на шестую линию Васильевского острова, там в доме № 4 – «Музей быта». По водосточной трубе Вы залезаете на второй этаж. Вскрываете окно. Оно рядом с трубой, проникаете внутрь, берете картину…
– Это ту самую, о которой говорил Новиков?
– Именно, – расплылся в улыбке Шварц.
– Не вижу ничего веселого. Помните, что сказал Луночарский?
– Не припоминаю.
– Не лукавьте, Генрих. Эта картина – достояние Республики, а значит можно вполне попасть в гараж.
– Не преувеличивайте.
– Зачем же. Я залезаю по трубе. Беру картину, везу ее в Москву и прячу дома.
– Все не так. Повезут ее в Москву и будут прятать совсем другие люди. Вы только достанете ее.
– Сколько?
Шварц на салфетке написал сумму.
Федоровский посмотрел.
Покачал головой.
Написал другие цифры.
– Не много ли? – ехидно поинтересовался Шварц.
– Тогда ищите другого идиота.
Федоровский встал.
– Нет, нет, Сергей, я согласен.
– Тогда деньги вперед.
– Это не деловой подход. А если Вам не удастся проникнуть в музей?
– Тогда я их верну Вам. За исключением накладных расходов.
Петроград «Музей быта»
На шестой линии фонари не горели.
Улица была погружена в ночной мрак.
К дому № 4 подъехала закрытая пролетка.
Остановилась.
И сразу же с другой стороны улицы из-под темной арки появилась высокая, стройная фигура.
Кепка была надвинута на глаза, воротник кожаной куртки поднят, ворот свитера закрывал лицо до половины.
Он подошел к пролетке.
– Свои, – сказал один из пассажиров, – от Генриха.
Человек в черном подошел к водосточной трубе.
Покачал ее.
И внезапно поднялся легко и свободно.
– Специалист, – сказал человек в пролетке.
– Классный домушник, – ответил второй.
А человек в черном поднялся на второй этаж.
Поковырялся с окном, и оно распахнулось.
Он исчез в темноте дома.
– Теперь может подняться шухер. Коля, если чего – гони.
– Не дурак, – мрачно с козел ответил Коля.
– Смотри, смотри. Спускается.
Черный человек также легко спустился вниз. На шее у него висел продолговатый сверток, замотанный в материю.
Он подошел к пролетке.
Протянул сверток.
– Все. Дело сделано.
– Тебя подвезти?
– Не надо.
Человек легко побежал по темной улице.
Пролетка развернулась и поехала в другую сторону.
Квартира Леонидова
За окном заснула укрытая снегом Москва.
В комнате тихо.
Свет настольной лампы выхватывает на стенах фотографии, и они словно оживают.
На письменном столе на стопке бумаги дремлет кошка. Иногда она открывает глаза, словно хочет убедиться, что хозяин на месте.
Леонидов писал. Работа шла хорошо.
Страницы быстро заполнялись его мелким и ровным почерком.
Олег положил ручку. Закурил. Встал.
Подошел к окну.
Гнездниковский переулок окунулся во тьму, только фонарь над входом в МУР был похож на крошеное желтое пятно.
– Ну что, Нюша, хорошая, тихая ночь, поработаем еще немножко и будем ложиться спать.
Нюша открыла глаза и муркнула в ответ.
Леонидов потянулся хрустко и только собрался присесть, как звякнул звонок на входной двери.
– Вот это номер, Нюша, посмотрим. Ночью в нашем городе приходят не к тебе, а за тобой.
