Навстречу ему попался сгорбленный бородатый человек, в фонарном свете, пробивающемся из двора, поблескивали круглые очки.
Человек миновал артельщика.
Распрямился, эластичной дубинкой ударил его, подхватил выпавшую сумку и исчез в темноте двора.
Дом за Доргомиловской заставой
Под потолком комнаты горела керосиновая люстра.
Желтый ее свет отражался в никелированных шарах кровати, над которой висел портрет Ленина.
На кровати лежала голая красивая дама.
Паша сел на кровать, натянул кальсоны.
– Отпустите меня, – заплакала дама, – я сделаю все, как Вы хотели.
– Погоди, сладкая, – Паша похлопал даму по ляжке. – Сейчас дружок мой удовольствие справит.
Он встал, в комнату встал Виктор.
– Ну как?
– До чего сладкая. Мы ее всю ночь драть будем.
«Гранд-Отель»
У входа в «Гранд-Отель» стояли Иван и Витька Барин.
Витька в шляпе «Барсолино», в твидовом темно-сером реглане, с тростью.
– Ты жди меня здесь, – сказал он и вошел во вращающую дверь.
Пересек вестибюль, подошел к портьере, положил на стойку трость.
– Добрый вечер, любезный.
– Добрый вечер, господин.
– Скажите, мой друг Люсьен Но не приехал?
– Одну минуточку.
Портье пролистал книгу.
– Никак нет. Ждем завтра. Номер люкс двадцать второй.
ОГПУ
Перед Мартыновым сидел человек с инженерной фуражкой в руках.
– Товарищ Мартынов. Я главный инженер Московской электростанции, член ВСНХ, Афанасьев Артем Михайлович.
– Внимательно слушаю Вас, Артем Михайлович.
– Дело тонкое, товарищ Мартынов. Оно касается моей жены Киры и Ваших сотрудников.
– Наших сотрудников? – удивился Мартынов.
– Да, Федор Яковлевич, Ваших сотрудников. Вчера вечером, около пяти часов, в Столешниковом, они остановили мою жену, предъявили документы, на авто увезли в загородный дом и там насиловали всю ночь.
– Не может быть, – вскочил Мартынов.
– Может.
– Мне надо срочно поговорить с Вашей женой.
– Она в очень плохом состоянии, врач определил изнасилование.
– Вы понимаете, это необходимо.
– Понимаю. Поехали.
«Гранд-Отель»
В роскошном номере люкс «Гранд-Отеля» пили чай Леонидов, одетый с парижским шиком, Тыльнер, изображающий переводчика и Николаев во фраке официанта.
– Вчера к портье приходил человек и интересовался, когда появится господин Но.
– И что сказал портье? – Леонидов раскурил сигару.
– Сегодня.
– Значит, будем ждать. Сотрудников поместили за портьерами. Когда наш французский друг выложит деньги, попросит шампанское обмыть сделку. Это сигнал.
– Пока мы петроградцам помогаем, наш то налетчик новое нападение совершил, – сказал Николаев.
– Да, в саду Аквариум, на Маросейке, на Ленивке госсобственность. Теперь во дворе магазина Левина в Столешниковом. Что дает агентура?
– Ничего, Григорий Федорович, возможно, залетный, а возможно не имеет дело с Хивой.
– Удар у него уж больно отработанный, бьет четко под основание черепа, отключает человека.
– Погодите-ка, – Леонидов вскочил. – На Западном фронте была отдельная охотничья команда. Начальником ее был капитан Громысков. Он учил своих унтеров, а там служили только унтера, фенфебели и подпрапорщики, оглушать немцев особым ударом. Каски у них были глубокие, так его ребята били резиновой трубой, в которую была залита ртуть, четко под обрез каски.
– Не может быть, – ахнул Николаев, – что-то похожее было в Москве, в конце шестнадцатого года.
– Закончим с картиной этой, пойдем в гости к твоему унтеру.
– Пойдем.
Зазвонил телефон.
Тыльнер снял трубку.
– Понял.
Он положил трубку.
– Срочно ребят в номер, и уберите со стола. Клиенты пришли.
В дверь номера постучали.
Тыльнер подошел, открыл дверь.
На пороге стоял Витя-Барин.
– Бонжур, месье Но, – сказал он.
– Бонжур, месье, только я не господин Но, я переводчик и секретарь. Со мной можно говорить по- русски. Прошу Вас.
Барин вошел в гостиную.
Огляделся подозрительно.
На столе чашки кофе и пузатые бутылки коньяка и ликера.
– А где месье Но?
– Минуточку, он сейчас выйдет.
