Квартира Лены
Лена Иратова и ее тетя пили кофе в столовой.
– Тетя, милая, мне вчера показали отснятый материал с твоими сценами. Ты бесподобна.
– Не надо, Леночка, это слишком грубая лесть.
– Это сказала не я, а режиссер. Он пообещал, что будет занимать тебя в следующей фильме.
– Дай Бог, – тетя перекрестилась, – хоть в старости немножко поиграю.
– А Вадим написал тебе роль в новой пьесе. Ее тоже будут ставить в театре Левантовского.
– Спасибо ему. Но тебе не кажется, что он дарит тебе слишком дорогие подарки. На такую шубку гонораров не хватит.
– Тетя, какая разница, откуда у него деньги, если он тратит их на меня.
– Лена, мне приходилось, в свое время, сталкиваться с людьми, которые тратили больше, чем зарабатывали. Это всегда плохо кончалось.
– Ах, тетя, давайте пить кофе. Вадима знает вся Москва, и, если что, я о его темных делах знала бы первая.
– Ой, смотри, Леночка. Сейчас другое время.
– Тетя, милая, для красивой женщины оно всегда одинаковое.
Улицы Москвы
По улице бежали газетчики.
– «Рабочая газета»!
– Читайте «Рабочую газету»!
– Сенсационная статья Леонидова об ограблении музея!
– Читайте «Рабочую газету»!
– Огромные ценности возвращены государству!
Газету читали в трамвае.
За столом учреждений.
На щитах на Тверском бульваре.
У газетного щита стояли двое.
– Ты подумай, Миша, я в газете всю жизнь, но мне не перепадает такой материал.
– Что ты хочешь, Леша. Мне доподлинно известно, что он чекистский стукач.
Кафе «Домино»
В кафе «Домино» на эстраде на высоком станке стояла картина.
Зал был полон.
Все собрались, даже Лена с Бертеньевым.
Сидели в углу хорошо одеты Паша и Виктор.
– Не могу я на эту Татьяну глядеть. Хочу ее – помираю, – Паша выпил.
– Не связывайся с ней, Леонидов тебя достанет.
– Да я знаю, но хочу.
За столиком у эстрады сидели Тыльнер, Николаев и два оперативника.
На эстраду поднялся Луночарский.
– Друзья, совсем недавно профессор Новиков предупреждал меня о том, что картину могут похитить.
Нарком поправил пенсне.
– Так и случилось. И увезли ее из нашей молодой Республики, если бы не эти люди. Прошу на эстраду.
Сыщики поднялись.
– Вот они – скромные труженики, которые, рискуя жизнью, сохранили достояние Республики. От имени Совнаркома, разрешите вручить им именные портсигары.
Зал захлопал.
Тыльнер, Николаев и сыщики пошли к столу, где сидела компания Леонидова.
Рядом с Татьяной сидел Блюмкин.
– Сегодня я всех угощаю, – грустно сказал он, – последний раз.
– Почему? – удивился Леонидов.
– Уезжаю.
Он пристально посмотрел на Олега.
– И тебе, брат, лучше уехать.
Лавка Шарапова
Леонидов ждал Тыльнера и Николаева у входа в мясную лавку.
Они шли через двор домов купца Вахрушева, знаменитую Вахрушенку – самый жеганский район в центре Москвы.
По весенней погоде обитатели дома вылезали на улицу погреться на солнышке.
Увидев двух больших начальников из УГРо, снимали кепки и шляпы и вежливо кланялись. Тыльнер и Николаев вежливо кланялись. Как никак, воровская аристократия, цвет уголовной Москвы.
– Ну все прямо как на светском рауте, – удивился Леонидов.
– А как Вы думаете, Олег Алексеевич, в любом деле есть свой политес.
Они вошли в лавку и увидели Шарапова, стоявшего, опершись руками о прилавок.
Руки его напоминали две могучие колонны.
Перед ним стояли два тонкошеих мальца лет по двадцати.
– Значит ты, буржуй, сейчас нам дашь баранью ногу, а потом каждый день будешь по три фунта давать, а в конце недели деньгами.
На пацанах были большие клетчатые кепки, пальтишки в облипку, полуботиночки «джимми» – последний крик воровской моды.
– А из белья вам ничего не надо? – спросил Шаповалов, – а то вполне могу устроить саван.
Он поднял кулак величиной с голову ребенка.
– Ударь – всю жизнь на лекарей работать будешь.
– Слышь ты, урка с гондонной фабрики, вали отсюда, – сказал Леонидов.
– Че? Чее?
Парень сделал несколько шагов к нему особой уркаганской походкой «враскачку».
– А ну вы все трое фря, делайте ногами походу отседова, иначе пасть разрежу до ушей.
В руке парня появилась финка.
Олег ушел влево.
А с правой провел сокрушительный кросс.
