Парень икнул.
Взмахнул руками.
Финка полетела к прилавку.
Кепка соскочила с головы.
А он сам, пролетев пару метров, ткнулся головой о бочки, стоявшие у стены.
Второй бросился к выходу, но его за шкирку поймал Тыльнер.
Он вытащил удостоверение.
– Уголовный розыск, сопляк. Еще раз сюда придешь – отвезем в Гнездниковский и там жить научим.
– А теперь забирай дружка и выноси его отсюда.
– Как забирать?
Парень, испуганно озираясь, схватил дружка за ноги и поволок на улицу.
Леонидов поднял кепку и вышвырнул на волю.
– А ударчик у Вас, Ваше благородие… Тьфу, все привыкнуть не могу, Олег Алексеевич.
Шарапов вышел из-за стойки.
– Позвольте познакомиться. Шарапов Михаил Михайлович. Бывший старший унтер-офицер и георгиевский кавалер, а ныне владелец этой лавки.
– Тыльнер, – Георгий пожал мощную руку хозяина.
– Николаев, – опять рукопожатие.
– Если не возражаете, господа товарищи красные сыщики, прошу ко мне отобедать, чем Бог послал.
В комнате за обильно накрытым столом сидел Орест Петрович Андрианов.
Он радостно поднялся на встречу вывшим коллегам.
С Николаевым они обнялись.
– Как ты, Орест? – спросил Николаев.
– живу. Работаю в Домкоме депо производителей и Михал Михалычу помогаю с бухгалтерией. Ничего.
– Обратно не тянет? – спросил Тыльнер.
– Сложный вопрос, Георгий Федорович, очень сложный.
– А если мы Вас обратно пристроим? – предположил Тыльнер. – Начальник розыска к Вам хорошо относится.
– Что правда, то правда. Не пересидел его комиссар Фейгин. Значит, у него власти больше. Да и кем меня нынче зачислить могут – агентом третьего разряда? А я перед увольнением субинспектором числился. Не гоже мне, титулярному советнику и кавалеру орденов, на побегушках быть. Раз уж не приглянулся новой власти Орест Андрианов, то пусть и работает он в Домкоме.
– Кстати, – вмешался Шарапов, – денежек Орест получает вдвое, если не втрое против того. Но об этом потом. Давайте выпьем.
Выпили по рюмке, начали есть необыкновенно вкусные бараньи котлеты.
В комнату заглянул приказчик.
– Прощенья просим, Хозяин, к Вам Парфен.
– Не вовремя, но проси.
В комнату вошел человек в поддевке хорошего сукна, сияющих лаковых сапогах.
– Хлеб да соль честной компании.
Он поклонился.
– Присаживайся к нам, Парфен Никитич, – предложил Шарапов.
– Благодарствуйте, я на минутку. Дело. А вот рюмку с такими важными гостями приму.
Николаев сам налил полный стакан, положил на тарелку колбасу и огурцы.
– А ты, Ваше Высокоблагородие, норму мою помнишь.
– А как же, Парфен Никитич, жизнь вместе прожили.
– Это точно, и обид на сердце не держали. А было всякое. Это я для гражданина Тыльнера говорю и товарища репортера. Повод у меня есть выпить. Поэтому приношу свои извинения за молодых, жизни не знающих. Они свою получат. А Вы, господа, на нас сердце не держите. Торгуй спокойно, Михал Михайлович, никто тебя здеся не обидит.
Парфен выпил, даже не поморщился.
Николаев протянул закуску.
– Благодарим конечно, но такой хороший продукт закуска только портит.
– Извините, что помешал.
Парфен поклонился и вышел.
– Он кто? – спросил Леонидов.
– Знатнейший домушник, – пояснил Николаев, – всю Вахрушенку в кулаке держит, без него здесь бутылку пива не откроют.
– Серьезный паренек, – Леонидов достал блокнот, записал.
– Вы, Александр Иванович, и Вы, Георгий Федорович, пришли ко мне по поводу капитана Горомыслова. Так?
– Так, – ответил Тыльнер.
– Ну что я могу сказать. Его охотничья команда рядом с нашим полком стояла на Западном фронте. Я знатным разведчиком был, языков натаскал больше, чем воров на Вахрушенке. Вот меня и приметил Горомыслов. Вызвал к себе, предложил служить в его команде. Отвел на учебное поле. Там макет человека стоял в немецкой каске. А вы знаете, что они были глубже наших. И под срезами каски красный кружочек был. Вот в него надо было покружочку резиновой дубинкой сильно, залитой ртутью попасть. Удар этот не убивал, а оглушал.
– Вот поэтому нет ни одного убитого при ограблении, – сказал Тыльнер, – а Вы попали к Горомыслову?
– Нет. Согласие дал. А ночью полковник Кравчук в поиск послал. Меня, двух солдат и с нами Олега Алексеевич пошел. До немецких окопов добрались спокойно. Там Олег Алексеевич оглушил двоих. Гренадера и лейтенанта. Немцы всполошились, не повезло. Мы лейтенанта потащили, а Олег Алексеевич с двух выстрелов из нагана пулеметный расчет погасил.
– Неужто так стреляем? – удивился Тыльнер.
– Он, товарищ Тыльнер, из нагана все семь пуль в десятку кладет.
– И молчишь, – ахнул Тыльнер.
– А чем хвастаться, – спокойно ответил Леонидов.
– Но у немцев второй пулемет заработал. Меня подбило, – махнул рукой Шарапов, – а тут Его Благородие подполз. Я ему «…брось, ползи», а он в ответ «…москвичи земляков не бросают». И спас меня, за что ему вечная благодарность.
– Я за этот бой третий крест получил. А Олега Алексеевича не знали, чем наградить. Он же человек штатский был. Клюкву на шашку не положено. Думали дать гражданского Станислава третьей степени. А Генерал Брусилов иначе решил. Наградил его солдатским Георгием четвертой степени. Так я к Горомыслову и не попал. Давайте еще по одной.
Что касается ограблений. Так они в Москве в январе семнадцатого появились, – вмешался в разговор Андрианов. Все, как нынче. Удар, человек теряет сознание, у него забирают деньги.
– Мы выясним кто, – азартно включился Тыльнер. – Этим делом Казимир Кунцевич занимался. Его революционные матросы расстреляли на улице, а помогал ему Андрианов. Что скажешь, Орест Петрович?
– А что говорить, Архив Сыскной полиции разгромили. Скажу одно – след в военный госпиталь привел.
– Это важно, – обрадовался Николаев, – очень важно.
– Не зря мы сюда пришли, – сказал Леонидов, – чувствую, будет материал для газеты.
– Как найдем, так будет. Орест Петрович, – Тыльнер подсел к Андрианову, – может, все-таки
