вернетесь на службу ради жигана этого? А то он два раза в месяц людей глушит.
– Я же не мальчик, Георгий Федорович, отняли конфетку, потом другу дали, он и рад. Да и боюсь я на госслужбу идти.
– Почему, – удивился Тыльнер.
– На виду не хочу быть. Страшноватенькая житуха настала. А помочь могу.
– Как ты из Домкома своего поможешь? – Николаев выпил рюмку, отрезал кусок колбасы.
– Ах и закуска у тебя, Михал Михайлович, знатная, – обратился он к хозяину.
– На том стоим, – гордо ответил Шарапов.
– Так как же ты нам помочь собираешься, Орест Петрович, – наклонился к Андрианову Николаев.
– А просто очень, Ваня. Когда лихие люди архив сыскной громили, я кое-что дома укрыл. Там посмотрю. Расскажу твоим сыщикам, где архивы госпитальные нынче. В Питер письмо напишу коллегам нашим, пусть в архиве Военного министерства список команды Горомыслова найдут. А вы пока ищите. Давайте выпьем.
Выпили, закусили.
– Вы, Орест Петрович, нам полный расклад поисков нарисовали.
– Главное, список команды капитана Горомыслова. Выясним, что лежал в госпитале в Москве – выйдем в масть.
– Дай Бог.
– Ну что же, – Тыльнер встал, – спасибо, Михаил Михайлович, за рассказ интересный, за стол необыкновенный. Пора нам.
Встал и Николаев.
– А Вы посидите еще с нами, Олег Алексеевич, Вам же не надо мазуриков ловить. Выпьем, поболтаем, а за самоварчиком Орест Петрович расскажет Вам, что накопал по поводу драгоценностей княжны Ольги.
– Ого, – удивился Тыльнер, – ЧК и Угрозыск ничего не знают, где сокровища эти, а журналист Леонидов и делопроизводитель Домкома Андрианов ищут.
– Не делопроизводитель, – гордо сказал Андрианов и достал удостоверение, – а рабкор «Рабочей газеты».
– Ну обставили Вы нас со всех сторон, – всплеснул руками Николаев. – Надеюсь на одно: найдете – поделитесь.
– Всенепременно.
Сыщики ушли.
А Леонидов, хозяин и Андрианов плотнее разместились за столом.
Андрианов достал из потертого портфеля бумаги и потрепанную карту Москвы с какими-то непонятными знаками.
Протянул Леонидову.
– Смотрите, Олег Алексеевич.
Наводчица
Извозчик на дутиках подъехал к ресторану «Мавритания».
Из лакированной коляски выпрыгнул Бартеньев и протянул руку прелестной молоденькой девушке.
Для такого кавалера, такой коляски и, главное, такого ресторана она была слишком скромно одета.
Швейцар приложив руку к козырьку, открыл дверь.
– Милости просим.
Гардеробщик взял скромное пальто девушки словно самый дорогой мех.
Навстречу солидному гостю вышел хозяин.
– Прости, Вадим, еще краской пахнет, ремонт только закончили. Здесь же отряд революционных матросов стоял, так разокрали и поломали все. Слава Богу, я светильники в семнадцатом домой увез. Я тебе в фонтанном накрыл.
Они сидели в кабинете, стены которого были обиты синим с серебром бархатом.
Полукруглый диван занимал половину кабинета, в углу был маленький изящный фонтан.
Они сели за стол.
Подлетел официант, налил Бартеньеву водки, дамы золотистое вино.
И исчез так же тихо.
– Твое здоровье, Иринушка, – Бартеньев опрокинул рюмку.
Ирина чуть пригубила вино.
– Знаешь, милая, я здесь подумал и подыскал тебе симпатичных домик в Филях на Почтово- Голубиной улице.
– Батюшки, – засмеялась Ирина, – название какое милое.
– А домик еще краше. И не будет никаких соседей по квартире, пяти керосинок на кухне, очереди в туалет. Я дам адрес человека, ты поедешь к нему и договоришься. Деньги-то остались, не все на шубки ушли.
– Ну как ты можешь так говорить. Я купила три шубки. А украшения у меня от мамы остались.
– Надеюсь, ты на работу не ходишь в дорогом мехе?
– На работу я хожу в пальто, в котором пришла в ресторан.
– А дома?
– Все просто. Надеваю пальтишко, а в наволочку прячу шубу. Потом в соседнем подъезде переодеваюсь.
– А пальтишко куда?
– У меня есть ключ от дворницкого чулана, там и прячу.
– Молодец. Господи, что за время! Дочь действительного статского советника, смолянка, не может одеться, как хочет.
– Не лукавь. Могу. Но нельзя, я, конечно, дочь генерала, смолянка, но я наводчица. Обычная вульгарная наводчица. Бандитка, и это очень романтично, как в романах Эжена Сю.
– Но-но, – погрозил пальцем Бартеньев, – не увлекайся романами, жизнь страшнее намного.
– Тем не менее, есть шесть заявок на получение крупных сумм. Три очень большие, их повезут солдаты на грузовике, а три обычные – артельщики получают и несут.
– А охрана?
– Когда как.
– Значит, скоро у нас опять будет много денег.
– Скажи мне, а твоя актриса, она что, лучше меня в постели?
– Ты же знаешь, что она нужна мне как красивый костюм.
– Знаю, потому не ревную, а спрашиваю, она лучше меня в постели?
– Нет. Она и там играет пьесу наслаждения.
Ирина засмеялась.
– Странно, но с восьми лет тебя люблю. Я только пошла в гимназию, а ты был уже студент.
– Ирочка, я тебя тоже люблю, скажи, на работе все чисто?
– Еще бы. Я профактивистка. Руковожу профтеатром, пишу для него злободневные пьесы на тему нашей банковской конторы. Иногда балуюсь с начальником кадров в его кабинете.
– Я тоже не ревную.
Бартеньев налил ей вина.
– А тебе и не следует ревновать. Ты приходишь ко мне последнее время редко. А мне мужик
