необходимо избавиться от веревок. Это достаточно просто сделать, нужно только найти жесткую ребристую поверхность и набраться терпения. Угол лестничной ступеньки отлично подойдет. Старательно трем, надеясь, что волокна долго не продержатся, и поддерживаем беседу.
– Можно и не откровенничать, – согласился Конан. – Будем сидеть и молчать. Пока Грифон не придет. Тогда, думаю, одному из нас придется говорить много и долго. Причем не мне. Меня-то, скорее всего, отпустят. Поколотят, конечно, но я как-нибудь переживу.
– С какой стати тебя отпустят? – насторожился Фехтие.
– В письме так приказано. Зато с тобой желает побеседовать их хозяин. Тот, что сейчас гуляет на вечеринке в поместье «Лиретана».
Конан ожидал, что на тавернщика его сведения произведут прямо-таки сокрушительное впечатление, и тот, струхнув, немедля начнет раскрывать свои тайны. Вместо этого Фехтие рассмеялся – с усилием, сквозь хрип, но искренне.
– Удивил, тоже мне. Призрак им вовсе не хозяин. Так, посредник вроде меня, звено в цепочке. Он, конечно, птица высокого полета, но сейчас, небось, сидит и локти грызет с досады – почему не он первым додумался обвести Джелани вокруг пальца в свою пользу? Испугался, должно быть. Значит, они все-таки получили свое письмо? Недавно тут шуму было – какой-то сметливый проходимец стянул драгоценную бумажку прямо из пояса гонца. Они заметались, помчались перетряхивать город… Ты, случаем, в это послание не заглядывал? Должно быть, там про меня изрядно гадостей понаписано?
– Само собой, – подтвердил киммериец и небрежно поинтересовался: – А Призрак – он кто?
– Меньше знаешь – дольше проживешь, – отрезал Фехтие, но как-то без прежней уверенности.
– Хорошо, – не стал возражать Конан, опасаясь выпустить из рук тонкую ниточку разговора. – Но если Призрак не распоряжается Грифоном… то есть Джелани… кто тогда его хозяева? Или он сам по себе? Почему он преследует здешнего Верховного Дознавателя? Из мести?
– Лично Джелани, полагаю, глубоко наплевать на любых дознавателей и правителей. Он выполняет то, за что ему платят. Ради того, во что он верит.
– Значит, он – убийца по найму, – без колебаний припечатал варвар. – Так? А ты предоставляешь ему и его людям укрытие, да еще пользуешься их услугами для своих темных делишек. Чего молчишь? Правда глаза колет?
– О самоуверенность молодости, которая считает, будто ей все известно, – с нарочитой скорбью вздохнула темнота. – Ты совершенно не представляешь, кого пытаешься укусить. Зубки сломаются, поверь мне.
– Новые вырастут, – огрызнулся киммериец. Сплетенные из хорошей офирской пеньки путы упорно не желали поддаваться.
– Веревку перетираешь? – сочувственно хмыкнул Фехтие. – Полезное занятие. Только учти, двери подвала открываются вовнутрь и ухватиться за них с нашей стороны невозможно. Снаружи они упираются в каменный порог. Будешь головой пробивать?
– Твоей, – наставительный тон Ордзоя неимоверно раздражал. – Вместо того, чтоб каркать, подумал бы, как отсюда выбраться! Тебе что, очень хочется умереть?
– Мне все равно, – прозвучали эти слова так, что Конан мигом позабыл о веревке и уставился во мрак, пытаясь разглядеть собеседника. – Даже если нам очень повезет и мы сумеем бежать, нас все равно отыщут. Неважно, в этом городе или каком другом… Знаешь, что такое грифон? – вдруг спросил Фехтие.
– Небывалый зверь с туловищем льва, орлиной головой и птичьими крыльями, – чуть растерянно ответил варвар. – Он еще нарисован в гербе Турана… Хочешь сказать, что Джелани пригласил сюда кто-то из туранцев, обиженных на Рекифеса?
– Грифон – символ Эрлика, бога войны, – монотонно продолжил месьор Ордзой. – Давно, лет двести назад, во времена очередной смуты вокруг аграпурского трона, император Турана создал маленькую гвардию из особо приближенных телохранителей, чуток помешавшихся на религии Эрлика. Они называли себя «Возмездием Небес». Правитель, вызвавший к жизни сие безобразие – порази меня сухотка, если я помню, как его звали… пускай будет Ирвази – и сам не отличался ясностью рассудка. Однако, поскольку три его предшественника скончались при весьма странных обстоятельствах, он вбил себе в голову, будто все вокруг, начиная с главного евнуха и заканчивая городским золотарем, прямо-таки жаждут его смерти. И понеслось! До суда, как правило, не доходило – просто те, кто неосторожным словом, поступком или взглядом имели несчастье попасть под подозрение, в самом скором времени отбывали на Серые Равнины. Один на собственный кинжал упал, на апельсиновой корке поскользнувшись, второй на охоте подстрелен, третьего бешеный верблюд затоптал… Телохранители дело свое знали туго, а приказы им отдавал лично Ирвази через главу Братства. Был там такой Хатар уль'Савади, старшина гвардии и заодно тайный жрец Эрлика Кровавого. Того воплощения, которое злобное, восьмирукое и с мечами. Сперва все шло чисто- гладко, Ирвази нарадоваться не мог…
Фехтие зашелся сухим кашлем вперемешку со сдавленными ругательствами.
– Глотку бы промочить. Эй, нордхеймец, ты еще здесь? Не знаешь, какого демона я тебе все это толкую, а?
– Страшно, вот и толкуешь, – процедил киммериец сквозь зубы, ожесточенно шаркая жесткой веревкой об острый край ступеньки. – Облегчить душу захотелось, наверное. Да ты говори, говори. Времени у нас много.
– Пожалуй, – задумчиво согласился тавернщик. – Пока они до «Лиретаны» доберутся, сколько там провозятся, да обратный путь… Сам не боишься, что ли?
– Дедушка меня бояться не научил, такая жалость, – буркнул варвар (ослабевает проклятая веревка или нет?!). – Сперва, значит, чисто и гладко. Что потом стряслось?
– Стряслось… – фыркнул Ордзой. – Правитель меру потерял. Умные люди, до которых «Возмездие Небес» дотянуться еще не успело, смекнули, откуда ветер дует, и быстренько остановили безумца, пока он полстраны не вырезал ради вящей безопасности. Любимая наложница, отрава в кубке – в общем, Ирвази благополучно отдал концы. К власти пришел его брат, прапрадед нынешнего государя Илдиза Туранского, да не заходит солнце над его владениями. При новом правителе гвардейцы Ирвази оказались не у дел. Настолько не у дел, что в одну прекрасную ночь верные новой власти войска обложили казармы хатаритов и произошла бойня. Брат Ирвази припомнил поклонникам Восьмирукого все их кровавые делишки и еще кое-что.
– Еще кое-что – это как? – уточнил Конан.
– Я говорил, что Хатар уль'Савади прислуживал Эрлику Кровавому у алтаря? Говорил, точно. Бел ведает, правда или нет, но ходили слухи, будто хатариты не брезгуют и человеческими жертвоприношениями. За это, а также за всевластие и жестокость гвардейцев-фанатиков в Аграпуре не любили и боялись. Неудивительно, что, когда всех собак спустили с привязи, из Приближенной Сотни спаслось десятка три, не больше. Они с боем прорвались из города и ушли в горы. Их преследовали, но упустили. Беглецы подались на полуденный закат, подальше от населенных мест. Все, что они могли там отыскать, это пару нищих деревень, горы Мутазби и бесплодные пески до самой границы со Стигией.
Прошло с десяток лет, про хатаритов забыли. Что стало с самим уль'Савади, никто не знал. Его труп не нашли, да и не искали – казармы сгорели дотла. Лишь гораздо позже обнаружилось, что Хатару Одержимому удалось избежать смерти. Ты слушаешь, дитя Полуночи?
– Слушаю, о вдохновенный чангир, – раздраженно рявкнул Конан, у которого на запястьях вздулись от трения кровавые пузыри, а скрипучий голос Фехтие уже в печенках сидел. Впрочем, справедливости ради нужно признать, что повесть тавернщика его в высшей степени заинтересовала. Поэтому, продолжая испытывать на прочность почти уже истершиеся путы, варвар поторопил рассказчика:
– Дальше-то что?
– Дальше все просто. Хатариты не сгинули в пустыне Урд и не ушли в Стигию. Они также не могли закопать оружие и разойтись по домам мирными земледельцами. Возвращаться им было некуда, а марать руки сохой и мотыгой для истинных воинов считается величайшим позором. В горах Мутазби они наткнулись на старую пещерную крепость Шахриз. Ты, разумеется, никогда не слыхал о такой. Шахриз выстроили во времена, когда Туран воевал со Стигией и Великой Степью. Там сохранился колодец, а у воинов оставались кони и оружие. И с ними шел уль'Савади. Этого оказалось достаточно.
