– Останься здесь, отлежись, а я людей заряжу, поищут концы.
– Нет, я сама, – отрезала Марина, морщась от боли. – Скажи, пусть Макс мой меня заберет – идти не могу.
– Упрямая ты стерва, Наковальня! – вздохнул Серега.
– Какая есть, другой не буду.
Макс осторожно поднял хозяйку на руки и, донеся до джипа, уложил на заднее сиденье. Она опустила разбитую голову ему на колени и велела ехать в больницу. Но, едва машины тронулись, зазвонил телефон – это был Розан.
– Коваль, ты где? – заблажил он возбужденно. – Фартит нам – в ГУВД сидят киллеры наши!
От его ора зазвенело в ушах, Марина морщилась и не могла понять, о чем он.
– Не ори! Я не глухая. Дело говори.
– Прикинь, как повезло – этих двоих на посту гаишники за превышение тормознули, а у них в машине – три ствола, и один – недавно работавший!
– А с чего ты взял, что это они – Егора?
– Свидетель нашелся, номер тачки мне шепнул.
– Вынимай этих у ментов, я скоро подъеду! – распорядилась Коваль, мечтая только об одном – чтобы сейчас ее оставили в покое.
– Нет, подруга, это уж ты сама давай, Гордеенко – твой приятель, а не мой! – заржал Розан.
– Ладно, жди, подъеду сейчас. Юрка, в ГУВД, – сказала она, закрывая глаза и мучаясь от новой волны тошноты и боли.
Заметив ее побледневшее лицо, Макс вынул аптечку и дал пару таблеток обезболивающего, протянув бутылку минералки. Кое-как проглотив это, Марина опять закрыла глаза, пробормотав:
– Толкни меня, как приедем.
– Да, Марина Викторовна, вы лежите пока. И надо рану обработать.
– А, фигня – ссадина… – отмахнулась хозяйка, но педантичный телохранитель осмотрел рану и присвистнул:
– Да там полголовы снесено, ничего себе – ссадина! – и, зажав Маринины руки, Макс приложил к ране тампон с перекисью. Коваль зашипела от боли:
– Ты фашист! Сволочь!
– Потерпите, я хоть кровь сотру, а то смотреть страшно, – безапелляционно заявил он, ловко орудуя ватными тампонами.
В здание ГУВД она вошла, опираясь на Макса, иначе просто свалилась бы. Гордеенко встретил неласково:
– Чего тебе, Коваль?
– Макс, выйди, – велела Марина, и он, усадив ее на стул, ушел. Она подняла глаза на полковника:
– Игорь Иваныч, ты ж нормальный мент, давай договоримся.
– О чем?
– Отдай мне тех, кого тебе гаишники днем слили.
– С какой радости? – удивился он.
– Я тебя прошу, – тихо проговорила Коваль, глядя в хитрые зеленые глаза полковника. – В долгу не останусь, ты знаешь меня.
– Да знаю, Коваль, знаю, – отмахнулся тот. – Только в толк не возьму – зачем они тебе? Шпана залетная, к тебе никак не относящаяся. Ну, два «калаша» и «макар» в машине, так этого добра и у тебя полно в твоем «Хаммере» навороченном, вы ж без стволов спать не ложитесь, поди? Объясни, что к чему, иначе нет разговора.
– Они деньги мне должны, – произнесла она волшебное для Гордеенко слово.
– Много?
– Нормально – сто штук «зелени». Поделюсь пополам.
– Забирай. Но бабки – вперед, – предупредил он.
– Через час, – твердо пообещала Коваль, сжав зубы от боли в голове. – Но чтобы без вопросов – никаких следов, никаких протоколов о задержании, вообще ничего. Попробуешь надуть – пожалеешь.
– Не волнуйтесь, Марина Викторовна! – заулыбался Гордеенко. – А что-то бледная вы такая? Плохо чувствуете себя?
– Головой в машине ударилась, – пробормотала она, выходя из кабинета.
Макс бросился к хозяйке, подхватывая, чтобы не упала на затоптанный пол, она из последних сил прошептала:
– Пусть Розан через час привезет сюда полтинник баксов и грузит этих в подвал, мне к Егору нужно… – Это было последнее, что она успела сказать, теряя сознание.
Очнулась Коваль в больничной палате, не сразу сообразив, что здесь делает. Рядом с ней в кресле сидел Макс с журналом в руках, в вене правой руки торчала игла капельницы, затылок был заклеен повязкой. Решительно избавившись от капельницы, Марина встала, качаясь, и пошла к двери, но Макс догнал ее одним прыжком и, схватив в охапку, вернул на место.
– Нельзя вам, Марина Викторовна, врач запретил подниматься, у вас сильный ушиб.
– Не лечи нейрохирурга! – велела она, отбиваясь. – Нет у меня ничего, мне к Егору нужно.
– Я не пущу, даже если придется применить силу, – твердо сказал Макс.
– Я уволю тебя! – пообещала Марина, но он не сдался.
– Ваше право, но я все равно не пущу. Я за вас отвечаю.
– Черт, баран упертый, – пробормотала она. – Макс, ну, пожалуйста, будь человеком! Я только посмотрю, как он, и вернусь, обещаю!
Хозяйка смотрела умоляюще, и сердце телохранителя дрогнуло:
– Хорошо, только недолго.
Возле бокса, где лежал Егор, сидели розановские пацаны, вскочившие при виде Коваль. Она вяло отмахнулась и вошла внутрь. Егор по-прежнему был без сознания. Марину это обеспокоило, она присела рядом, взяв здоровую руку мужа в свои. Никакой реакции, даже пальцы не дрогнули.
– Егорушка, – зашептала она. – Это я, я с тобой, не волнуйся, родной мой. Я буду рядом, я всегда буду с тобой, что бы ни случилось.
Коваль наклонилась к его лицу, ощутив теплое дыхание, коснулась губ. В коридоре тихо переговаривалась с медсестрой охрана, не пуская ее в палату.
– Постой здесь пока, – басил Дрозд. – Там жена, пусть еще минутку побудет, имей сочувствие!
– Мне уколы делать надо, – возмущалась девушка. – Какая жена еще?
– Детка, не груби, не надо, у него жена – женщина серьезная, лучше не злить, а то жалеть потом придется.
– Да мне-то все равно, кто у него жена, я на работе, пустите меня!
– И мы, золотая, на работе, и хозяйка нас не погладит, если мы ей помешаем! – убеждал Дрозд.
Марина со вздохом встала и открыла дверь, впуская медсестру в бокс:
– Я уже ухожу. Что вы ему колете?
– Это антибиотики и обезболивающее. Вы не переживайте, я ночевать здесь буду, заведующий велел, я прослежу, чтобы все было в порядке, – заверила она.
– Я надеюсь. Тебе заплатят за это отдельно. Макс, мне плохо, помоги…
Тот подбежал, не дав упасть, повел в палату. Беспокойной пациентки уже хватились – по коридору носился доктор Арбузов, весь в мыле и гневе:
– Где ты бродишь? Я ведь велел тебе лежать!
– Велел? – переспросила Коваль, надменно вздернув брови. – А кто ты такой, чтобы что-то велеть мне? Я ухожу отсюда завтра же, я вообще не понимаю, как и зачем здесь оказалась. У меня много дел, а больничный мне не нужен.
– Если вы уйдете, то я не несу ответственности за вас! – официально и сухо заявил Арбузов.
– Вот и хорошо, а то проотвечаешься ненароком.
В палате она легла на постель и сразу уснула, утомленная этим бесконечным, тяжеленным днем.
Из больницы Коваль уехала на следующий же день, наплевав на все предостережения врачей. Прежде
