– Глупости не говори, я не сержусь. Но и ты не сердись, если что.
– Развлекаешься?
– Да, – честно призналась она, надеясь, что он не станет, как Розан, выяснять, с кем именно. – Но ты ведь знаешь, что продолжения не будет.
– Значит, не скучаешь?
– Конечно, скучаю. Но я вернусь, и мы окажемся в спальне, да? И что я сделаю там, ты знаешь? – прошептала Марина.
– Остановись, – простонал муж, – иначе я прилечу первым же рейсом и заставлю выполнить все, что нафантазирую!
– Ха-ха! Может, я этого и хочу?
– Ты загорела хоть чуть-чуть или все еще похожа на зефир без шоколада? – перевел разговор в более безопасное русло Егор, и ей понравилось сравнение.
– Да.
– Без верха валяешься? – поддел он. – Соблазняешь своей грудью охрану?
– Как ты догадался?
– Не первый день знакомы!
– Не забыл, как я без него выгляжу?
– Разве я могу это забыть? – засмеялся Егор. – Целую тебя, счастье мое, девочка моя.
– Пока, любимый.
Отложив трубку, она потянулась – все же Малыш человек, все понимает, не осуждает. Но ведь Марина сказала чистую правду – то, что она делает вдали от него, не имеет значения, потому что рядом с ним не позволит ничего подобного, Егору нечего опасаться. Ей самой наплевать, кто и что о ней болтает, но репутация мужа ей всего дороже, поэтому гулять на всю катушку, если приспичит, Коваль предпочитала подальше от дома.
Второй час Макс безжалостно гонял хозяйку по корту, она уже еле шевелилась, а ему – хоть бы что, только посмеивался:
– Еще сет, Марина Викторовна?
Но Коваль, бросив в него ракетку, растянулась на покрытии, глядя в небо:
– Все, не могу больше!
Он помог подняться, довел до шезлонга. Марина взяла стакан с соком и осушила его в два глотка.
– Замучил совсем, – пожаловалась, глядя на бодренького телохранителя.
– Вы много курите и пьете кофе. А я не увлекаюсь этим.
– Везет! А я вот с восемнадцати лет курю, не могу остановиться.
– На карамельки переходите.
– Не ем сладкого. И потолстеть боюсь.
– Ой, вот уж что не грозит вам, так это потолстеть! – улыбнулся Макс. – О, не вынес одиночества, похмельный черт!
– Кто? – не поняла Марина.
– Хохол идет.
Он приближался к ним, держа в руке букет фиалок. Дикое зрелище – Хохол с цветами! Коваль отвернулась, чтобы скрыть смех, накативший на нее, и взяла сигарету. Он подошел и присел на корточки перед шезлонгом, положив букет ей на колени:
– Прости меня за вчерашнее.
– Убирайся! – велела Марина, сбрасывая фиалки с коленей.
Хохол посидел перед ней еще секунду, встал, зашвырнул букет куда-то в кусты и быстрыми шагами направился к отелю.
– За что вы его так, Марина Викторовна? – спросил Макс, потягивая сок.
– Он знает, за что! – отрезала Коваль, вставая. – Я в душ, потом на пляж, а ты можешь быть свободен.
– Не могу – вы одна остались.
– Ну и что из этого? Могу я побыть наедине с собственными мыслями? Мне нужно кое-что обдумать, а вы трое мне постоянно мешаете. Иди, Макс, гуляй, не грузи меня! – попросила она и пошла в номер, где после душа уселась на балконе с сигаретой и стаканом персикового сока и стала раскладывать в уме происшедшее дома в ровную линию.
Во-первых, отказ охранять вечно похмельное тело Печатника. Через несколько дней в ее казино валят Шерхана. После стрелки у Строгача в том же самом казино она сама едва не взлетает на воздух. Совпадение? Бурый встречается перед этим со Строгачом с глазу на глаз, как Коваль узнала случайно. Бурый – «крыша» Печатника. С покойным Шерханом вроде не враждовал, валить его причин не имел. К Марине у него тоже вряд ли есть претензии. Тогда возникает вопрос: кто, зачем, за что? Голова разрывалась, а ответов не было, только многочисленные вопросы, роящиеся, как пчелы…
Дальнейший ход мыслей был прерван появлением Хохла, он перелез через перила своего номера прямо на балкон, обхватил сидящую Марину за плечи и прижался губами к мокрым после душа волосам:
– Как мне жить теперь, Коваль?
– В смысле?
– В прямом – как жить и знать, что никогда больше ты не позволишь мне прикоснуться к тебе?
– Мелодрамы захотелось? – поинтересовалась она, высвобождаясь из его объятий. – Очень жаль себя, да? Не надо было вестись на голые сиськи, чтобы потом не страдать.
– Ты и в самом деле так думаешь? – поразился Хохол, глядя на нее с удивлением, – от той покорной кошки, что извивалась в его руках, не осталось даже хвостика, перед ним сидела железная Наковальня собственной персоной.
– Я никогда не говорю того, чего не думаю, – отрезала она.
– Но ведь то, что было…
– А что такое было, Хохол? – жестко перебила Марина. – Мне вдруг остро захотелось мужика, и я его получила. Все. Вовсе не повод для продолжения.
– Ты серьезно? – все еще не верил он, думая, что это она просто решила наказать его за вчерашний спектакль.
– Я не буду повторять дважды, поэтому уясни раз и навсегда: то, что я переспала с тобой, для меня ничего не значит, с тем же успехом на твоем месте мог оказаться кто угодно. Просто ты был под рукой. Все, свободен!
Он схватил ее за плечи и так встряхнул, что чуть голова не отлетела:
– Ты думаешь, что если ты – босс, а я – телохранитель, то можешь позволять себе так обращаться со мной?! Хрен-то, дорогая! А знаешь, что я сделаю, когда мы вернемся? Я сдам Строгачу Виолу с потрохами, тогда посмотрим, как вы обе запрыгаете!
– Не сдашь! – абсолютно спокойно сказала Марина, глядя в его расширенные от гнева глаза.
– Это почему ты так решила?
– А подумай, что станет с тобой, если я скажу Малышу, что ты меня изнасиловал? И он поверит, я хорошо умею убеждать. Ну, и кто из нас попал?
Хохол швырнул ее обратно в кресло и пошел к двери. На пороге обернулся и смерил Коваль таким презрительным взглядом, что, будь она не она, провалилась бы сквозь ламинированный пол.
– Дурак беспонтовый, нашел, кому угрожать! – пробормотала Марина.
Да, физически он мог бы справиться с ней одной рукой, но мозги у Коваль работали безотказно, и ему до них ой как далеко! Марина ни за что не ввязалась бы в эту авантюру, не просчитав все возможные варианты, в том числе и этот. Шантажировать ее… Не надо и пробовать!
Она молча смотрела на Хохла, остановившегося в дверях, и думала: а осмелится ли он сейчас приблизиться к ней, ведь она же видит, как он завелся и хочет ее, вот прямо на этом балконе, в этом кресле, да где угодно, только бы разрешила…
Спрашивать разрешения он не стал, молча сгреб ее и унес в спальню, выместив там все обиды за вчерашний день и за сегодняшний, да так, что Коваль пошевелиться не могла. Лежала опять в луже и не двигалась, чтобы не усиливать боль во всем теле. Хохол курил, сидя на краю кровати и глядя на нее:
