– Что ему надо? – спросил Хохол, прикуривая сигарету.
– Приедет – расскажет.
И Никита рассказал, да такое, что Коваль едва плохо не стало – в офисе он нашел бумагу, в которой муж переписал все, чем владел, на ее имя. И, кроме того, передал ей управление корпорацией. Марина была в шоке – на бумаге стояла дата, совпадавшая с днем его рождения и смерти, одно и то же число. Он как знал…
– Никита, я не понимаю ничего… – растерянно протянула Коваль, глядя на Чернова.
– Вот и я не понял, – откликнулся он, внимательно и странно как-то разглядывая ее, и Марину обожгло – да ведь он думает, что это она – Егора! Она, Марина, чтобы прибрать корпорацию!
– Я знаю, о чем вы сейчас думаете, Никита, – сдерживаясь, чтобы не схватиться за трость и не опробовать ее на этом товарище, проговорила Коваль. – И советую выкинуть из головы дурь, иначе мне придется ее выбить.
– Это вы о чем? – напрягся Чернов.
– Не валяйте ваньку, молодой человек! Я насквозь вас вижу – промелькнула у вас мысль о том, что это я устроила аварию, чтобы завладеть «МБК», ведь так? – Марина прищурилась и из-под челки смотрела в растерянное лицо Никиты. – В ментовку-то заявление настрочил уже? Или приехал сначала подозрение проверить?
Не сомневалась она ни секунды, что заявление написано уже и лежит, возможно, в той же самой папке, что и документ за подписью Егора. Ушлый парень, только не рассчитал немного, с кем имеет дело. И поскольку он молчал, Коваль продолжила:
– Решил поиграть со мной, да? Пригрозить, что заявишь в ментовку? Я не ведусь на подобное уже лет пять, сама еще не такое проворачивала. Шантажировать Коваль – ох, и пробовать не стоило! Честно, я считала тебя умнее, Никита! Ты подумай, ведь ты не вышел бы из этого дома, пропал бы без вести, никто не нашел бы. Скажи хоть, чего ты хотел-то?
– А вы считаете себя вправе управлять корпорацией, к которой не имеете никакого отношения? – угрюмо спросил он. – Я начал в ней с посыльного, учился и работал, вкалывал, только чтобы остаться, зубами хватался за любое место и добился того, чего хотел, а теперь должен отдать это все не пойми кому?
– Я не считаю себя вправе на что-то. А вот ты решил, что можешь завладеть тем, что создавал мой муж потом и кровью еще тогда, когда ты в школу с портфелем бегал. Справедливо, по-твоему? – Марина закурила, изучая лицо Чернова. – Если бы ты не начал эту бодягу с шантажом, был бы в полном шоколаде, я назначила бы тебя управляющим, и жил бы ты припеваючи. Но ты лоханулся, Никита, а я не прощаю таких косяков. Бумаги на стол – и прощай, сделай так, чтобы я тебя долго искала и в конце не нашла. Сопротивляться не советую – опасно для здоровья. Хохол, проводи гостя!
Вошедший телохранитель положил руку на плечо обалдевшего Чернова и повел его к выходу, а Коваль взяла со стола папку и принялась внимательно изучать бумаги. Как мог Егор знать, что погибнет? Ведь это не просто документ – это дарственная на все: на акции, на недвижимость. Может, ему угрожали? Но тогда почему он ничего не сказал ей? Ведь ничего не стоило вычислить и разобраться… Как странно все…
– Я не понимаю ни хрена! – пожаловалась она вошедшему Розану, который со вчерашнего дня забыл уехать к себе, так и зависал в гостевой спальне. – Как такое может быть, а, Серега? Егор переписал все на меня как раз в день смерти – зачем?
Розан плюхнулся в кресло напротив и закурил:
– А откуда бумажки эти?
– Чернов привез.
– Понятно. А сам-то где?
– Я его выставила. Этот придурок решил меня шантажировать, – усмехнулась Марина невесело. – Ему, видишь ли, показалось, что он знает, кто именно завалил Малыша. Догадываешься, на кого пало подозрение?
– Что-то подсказывает, что знаю.
– Дальше рассказывать или смысла нет?
– Не пацан – догадался, – усмехнулся Розан.
– Вот как-то так, – развела руками Коваль. – А еще сегодня мы с Хохлом ездили на кладбище, и на могиле Егора нашли свежий букет желтых хризантем, положенных каким-то козлом лет тридцати с небольшим, не бедным и очень щедрым – он Иванычу отвалил сто гринов и бутылку «Наполеона». Идеи есть?
– Даже не знаю… может, кто из корпорации?
– Нет, они все были на похоронах, знают, где могила, а этот черт просил показать.
– Тогда не знаю.
– Вот и я не знаю, Серега. А знать очень хочу, сгораю просто от любопытства. Что делать? – Марина смотрела на заместителя в упор, ожидая предложений.
– Давай думать будем. У меня такое чувство, что кто-то тебя за одно место взять решил и потому цветы твои любимые на могилу притаранил, чтобы напугать.
– Очень я испугалась!
– Но неприятно было! Согласись?
– Было, – кивнула она, соглашаясь. – Только все равно непонятно – никто не знал, что я поеду сегодня на кладбище, даже я сама, ты помнишь?
– Значит, это тот, кто знал, что ты не можешь не приехать.
– Все, на фиг, голова пухнет! – Коваль встала, направляясь к двери. – Спать пойду.
– Я переночую у тебя? – Розан тоже встал, шагая за ней.
– Я не гоню – ночуй.
Бросившись на постель, она впервые за все время заплакала по-настоящему, вдыхая аромат туалетной воды Егора, вцепившись пальцами в подушку, на которой запретила менять наволочку, помнившую прикосновение его лица. Коваль видела одну и ту же картину – день их первой встречи, его восхищенные глаза, его руки, ласкавшие ее, их обоих на этой самой постели. Как тяжело помнить это все, но еще тяжелее сознавать, что со временем это поблекнет, сотрется из памяти, боль станет намного тише, нет, она не исчезнет, конечно, но притупится, не будет такой острой. И она теперь должна жить за двоих – за себя и за него…
Через пару недель рано утром, так рано, что и представить невозможно, Марину сорвал с постели телефонный звонок. Злая, как черт, она взяла трубку, в душе матеря звонившего последними словами:
– Да!
– Привет, любимая! – сказали в трубку с придыханием, и у нее волосы встали дыбом – голос принадлежал Егору. – Я скучаю…
– Что, на хрен, за шутки?! – заорала Коваль, шаря рукой по тумбочке в поисках сигарет. – Кто это?!
– Ты не узнала меня, красавица?
– …твою мать! Я найду тебя и язык вырву! – ведь не мог же это быть Егор, ну, никак не мог, она же не пьяная, не под кайфом!
– Зачем ты так, моя девочка?
Марина грохнула трубку о стену и, схватив трость, пошла к Хохлу. Долго долбила в дверь, пока наконец телохранитель не соизволил открыть.
– Ты чего? – обалдело уставился на нее заспанный Хохол, наблюдая, как она вламывается в его комнату и ложится в постель.
– Женька, мне страшно. У меня, кажется, крыша поехала – мне сейчас звонил кто-то и разговаривал голосом Малыша… – пожаловалась Коваль, заворачиваясь в одеяло.
– Не пей на ночь! – фыркнул Хохол, садясь рядом.
– Я не пила вчера, в том-то и дело! – огрызнулась она.
– Может, показалось тебе?
– Я слишком хорошо знала своего мужа, чтобы попутать, Женя! Только он называл меня своей девочкой, никто больше… – Марина вцепилась руками в волосы и с силой потянула, пытаясь хоть как-то
