собраться в кучу. – Но ведь этого быть не может! И не стал бы Малыш так жестоко шутить со мной, если бы был жив!
Хохол смотрел на испуганную хозяйку, положив руку на ее ноги, укрытые одеялом, лицо его было озабоченным. Марина видела, что он взволнован не меньше ее, ведь это значило, что кто-то затеял с Коваль игру в съезжающую крышу.
– Сигарету дай мне! – попросила она, и Женька сам прикурил и подал, коснувшись лица пальцами. Коваль курила и успокаивалась понемногу, расслаблялась. Хохол тоже это заметил, его руки смелее задвигались по ее ногам, откинув одеяло. Марина внимательно посмотрела на него:
– Женька…
– Не говори мне ничего, – он навалился на нее и поцеловал в губы. – Я знаю, Малыш простил бы тебя, он всегда прощал все твои штучки, Коваль… Иди ко мне, ведь ты и сама хочешь… – Его руки уже нашли грудь, гладили ее, сжимали, губами он касался Марининых губ. Коваль чувствовала, как он весь напрягся, как хочет ее, и понимала, что не уйдет, не сможет уйти…
И не ушла, проведя остаток утра в его ручищах, однако ничего не произошло – Коваль так и не смогла преодолеть вины перед погибшим мужем, а потому Хохлу осталось только облизнуться и лечь рядом, отгородившись одеялом. Он не поленился сварить кофе, но такой концентрации, что у Марины чуть сердце не выскочило из груди. Сам Хохол сидел на краю постели и смотрел на Коваль, державшую перед собой двумя руками чашку с дымящимся кофе.
– Нравлюсь?
– А ты не знаешь! – усмехнулся он.
Марина вдруг заплакала, уткнувшись лицом в грудь Хохла, покрытую татуировкой, он гладил ее по волосам и молчал. Ему было не легче, чем ей, она это понимала – он дал слово Малышу, что не прикоснется к его жене, и нарушить данное обещание было для Хохла равносильно смерти. Марина же не могла оттолкнуть его, но и приблизить совсем тоже не могла, понимая, что это предательство по отношению к погибшему Егору. Говорил в свое время старый лис Мастиф – не спи с охраной, плохо кончится. Но с Максом не было ничего, а бедный мальчик погиб, пытаясь помочь ей… За Хохла же в этом плане она была совершенно спокойна – его репутация в криминальном мире была такова, что только безумец мог замыслить что-то против. И, в конце концов, Коваль живая, и Егор, как она думала, не хотел бы, чтобы она плакала и хоронила себя заживо, ведь он сам научил ее, что измена – это головой, а не тем, чем все считают. Так что пусть все идет своим чередом, конец все-таки рано или поздно наступит.
Ее вдруг потянуло на кладбище, так сильно, что сердце заболело, она вскочила с кровати, вырвавшись из рук Хохла, и заговорила жалобно, глядя на ничего не понимающего телохранителя:
– Женя, вставай, пожалуйста, поедем на кладбище, я прошу тебя, ну, пожалуйста!
– Ты чего? – никак не мог понять он – только что все было нормально, и вдруг она плачет почти и несет какую-то ерунду.
– Я очень тебя прошу, мне надо, – бормотала Марина, набрасывая халат. – Вставай, Женька!
– Успокойся, встаю. – Он действительно поднялся и стал одеваться. – Давай только поедим чего- нибудь, я ж не ты, не могу на кофе и сигаретах весь день.
– Хорошо, через полчаса, – и она пошла к себе, опираясь на трость.
Зачем ехать, даже сама не могла понять, но вот потянуло, значит, надо, значит, ждет ее Егор…
Через час они с Хохлом шли по дорожке, расчищенной руками Иваныча – с двухнедельной давности перепуга, видимо. Марина присела на табуретку, оставленную тем же Иванычем, затиравшим свой косяк изо всех сил, положила шесть белых роз и уставилась в одну точку. На душе было неспокойно, и она решила поговорить с мужем, уверенная в том, что он обязательно услышит.
– Хохол, пойди погуляй, – велела Коваль, и он подчинился, но далеко уходить не стал, не мог оставить ее совсем одну. – Ну, здравствуй, родной мой, – прошептала она, когда телохранитель отошел. – Ты хотел, чтобы я приехала, и вот я здесь. Прошло сорок пять дней, как тебя нет, видишь, я считаю их до секунды, эти дни без тебя. Мне невыносимо одной, Егор, так невыносимо, если бы ты знал… лучше бы я поехала в тот день с тобой, мы были бы вместе. Я знаю, ты не хотел бы слышать этих слов, но мне так тяжело и плохо без тебя, что я предпочла бы лежать рядом. Зачем ты поступил так со мной, зачем заставил жить за двоих? Мне ничего не надо без тебя, Малыш, мне не нужна твоя корпорация – но ты хотел, чтобы я управляла ею, и я вынуждена, хотя видит бог, как мне трудно. Я, конечно, справлюсь, ведь ты знаешь, что я сильная, и я не подведу тебя, тебе не придется краснеть за свою жену, Егор. Но, если честно, мне так это все не сгреблось, ты не представляешь! Но ладно – ты так хотел, и я сделаю. Просто потому, что я люблю тебя, Малыш, просто поэтому. Не сердись на меня за Хохла, ладно? Я знаю, ты не хотел бы, чтобы я дала обет безбрачия, или как там это называется… Про брак и так все ясно – у меня был, есть и будет только один муж – ты, родной мой. А остальное… я ведь живая, ты ж меня хорошо знаешь – я не могу иначе. Прости уж – вот такая я, другой не буду. Отдыхай, любимый, раз уж так случилось, что ты устал от жизни раньше меня. Поеду – дел полно, и корпорация твоя, вернее, теперь уже моя, беспокоит – надо разобраться, что с чем едят, и вообще… Пока, родной мой, я скоро приеду и расскажу тебе, как у меня выходит. Целую тебя, Егор… – она прикоснулась губами к кресту и замерла на несколько секунд, стараясь подавить в себе подкатившую истерику – ведь только что пообещала мужу быть сильной…
Хохол заметил, что Коваль встала, подошел и взял за плечо:
– Не надо, ты заставляешь его чувствовать себя виноватым за твои слезы. Пусть лежит спокойно. Малыш, я присмотрю за ней, все ништяк, братан, – произнес он, глядя на черный крест, и у Марины мурашки пробежали – она-то думала, что только сама разговаривает с мертвым Егором…
– Поехали в офис, Женька, – тяжело вздохнула она, опираясь на свою трость. – Мне пора начинать жить.
За три месяца Коваль ухитрилась-таки разобраться в делах «МБК», насколько это было возможно при отсутствии элементарных знаний в строительстве, экономике и юриспруденции. Хорошо, что Егор в свое время набрал в штат грамотных спецов, они-то и помогли, объясняя все буквально на пальцах. Голова трещала от обилия информации, Марина потеряла сон и аппетит, наличием которого и так не страдала, в связи с чем похудела до катастрофического размера. Хохол орал истошно, чуть не силой привозил в «Шар», заставляя есть хотя бы суши, запихивая их в хозяйку с руганью и даже с матом иногда.
– Ты угробишь себя на хрен с этой чертовой конторой! – ревел он, сверкая глазищами. – На кой черт тебе эта богадельня?! Своего мало, что ли?
– Я не могу бросить дело на произвол судьбы, Женька, – вяло отбивалась Марина, уставая от бесконечных разговоров. – Я обещала Егору, что все будет в порядке, и я…
– Ой, не гони, я знаю – Коваль слово держит! – отмахивался он. – Но берегов-то не теряй – я уже боюсь трогать тебя, боюсь сломать тебе что-нибудь!
Дела в корпорации шли неважно – Малыша знали как толкового и делового человека, чье слово не нарушалось ни при каких обстоятельствах, а вот Марина… Для многих ее персона была просто красной тряпкой, вывешенной перед быком, клиенты опасались подвохов, возможных проблем с ментами и ОБЭПом, да просто одно ее имя заставляло задуматься о том, стоит ли размещать свои заказы в «МБК». Словом, криминальное настоящее мешало от всей души. Конечно, объемы строек резко упали, доходы – тоже, корпорация едва держалась на плаву, пытаясь не дать сожрать себя конкурентам. Но и этих, к счастью, тоже почти не было – тут репутация Коваль была как нельзя кстати.
Да еще и Бурый начал притеснять, требуя отдавать в общак долю от корпорации, что было уже выше крыши. Малыш платил Марине лично, это были ее деньги, а Марина своего еще никому и никогда не отдала. С Бурым она поговорила крупно, решительно заявила, что денег от «МБК» он не увидит. Бурый осерчал, пообещав неприятности, но Коваль только фыркнула в ответ – не боялась. Она вообще потеряла всякое чувство страха, у нее повода не было опасаться за свою жизнь, и никогда она не боялась за нее. Егора не было больше – Марину ничего не держало в этой жизни. Она устала, так устала…
Оторвавшись от бумаг, Коваль сжала пальцами переносицу и зажмурилась. Все, хватит на сегодня.
– Хохол, домой поехали! – Она встала, убирая в сейф документы. Хохол подал пальто, прижался на мгновение к ней, обняв, и Марина тоже ответила ему, погладив по щеке: – Ты соскучился, дорогой? – и когда он кивнул, пообещала: – Сегодня я твоя на всю ночь. Если опять не передумаешь, конечно.
Он засмеялся, подхватив на руки, хотя уже давно Марина не нуждалась в этом, сама ходила, опираясь,
