От тишины звенело в ушах, но она упрямо не произносила ни слова, боясь разрушить создавшийся купол. Хохол поглядывал настороженно, но тоже не рисковал заводить разговоры. Не выдержал он уже в самолете, развернул ее к себе, встряхнул за плечи:
– Прекрати, я прошу тебя! Ты сейчас выглядишь так, словно кто-то умер.
Коваль посмотрела ему в глаза и только вздохнула тяжело, закусив губу. Женька подозвал стюардессу и заказал текилу, едва не силком влив в Марину целый стакан. В первом салоне, кроме них, никого не было, а потому она без зазрения совести напилась и отключилась, проспав весь полет как убитая, а очнулась уже дома, в спальне, раздетая и заботливо укрытая одеялом.
«Да-а, вот это расслабилась – не помню даже, как домой попала! И голова разламывается – похмелье…»
Кое-как поднявшись с постели, Коваль, схватившись одной рукой за голову, побрела в душ, но сил встать в кабину не хватило, она опустилась на коврик возле джакузи и замерла, обняв руками колени. В этой позе и нашел ее Женька минут через двадцать:
– Вот ты где! А я в спальню зашел – нет, думал, ты вниз пошла.
Марина подняла на него мутные глаза и приподняла рукой подбородок, упираясь локтем в колено.
– Что смотришь? Красавица?
Он сел рядом, притянул к себе, убирая с лица волосы.
– Красавица. Попробуй докажи, что это не так.
Она помотала головой и застонала:
– Го-о-споди, зачем ты дал мне так напиться? Я же сдохну до вечера…
– Сейчас душ примешь, чайку горяченького, и на улицу пойдем. – Женька поднял ее на ноги, сунул в кабину и открыл воду.
Водные процедуры, однако, не принесли облегчения, и чай с лимоном, и почти час, проведенный в беседке на улице, видимо, не в похмелье было дело. Они сидели в беседке, Женька курил, а Марина даже думать о сигаретах не могла без отвращения.
– Марина Викторовна! – заорал вдруг из сторожки у ворот Костя. – Тут такси подъехало, говорят, к вам!
– Сейчас гляну, – Женька выбросил окурок и направился к воротам.
Марине было абсолютно безразлично, кто и зачем приехал, она никого не хотела видеть и слышать. Но этот гость поразил ее своим появлением, потому что это оказался брат. Оттолкнув растерявшегося на долю секунды Хохла, Димка ринулся к ней и схватил за борта куртки, легко подняв и со всей дури швырнув в снег.
– Ты… ты… тварь, сука, чтоб ты сдохла, тварь!
Коваль обалдела, попыталась встать, но он не дал, пнул ногой в живот, она скорчилась и снова упала. От ворот бежали охранники, отец и Хохол, но Димка, казалось, не понимал, что делает, он снова подскочил к Марине и, рывком подняв на ноги, врезал по щеке так, что она на какой-то момент ослепла от боли.
– Сука… нашлась на мою голову! Почему ты не сдохла еще тогда, в детстве?! Какого хрена… ты влезла в нашу семью?!
Продолжить вдохновенную речь ему не дал Хохол, с размаху ударивший Дмитрия кулаком в печень и заставивший того сложиться пополам.
– Ах ты, фраер в погонах! Вы только это и можете – женщину ботинками пинать, мужику-то врезать очко бы сыграло?!
– Женя… не смей… – прохрипела Коваль, видя, что он заносит руку для очередного удара. – Не смей, я запрещаю…
Отец наклонился над ней, вытер кровь с разбитых губ:
– Мариша, детка… – Но она оттолкнула его руку, пытаясь встать на ноги:
– Пусти! Что происходит?! Отпустите их! – велела Марина охранникам, скрутившим Димку, а заодно и Хохла. – Мне объяснит кто-нибудь, в чем дело?!
– Ты… ты еще спрашиваешь… в чем дело… – прохрипел Димка, корчась от боли в боку. – А кто моего сына сманил в этот чертов город?! Скажешь, не из-за тебя он сейчас в больнице?! Все ты со своими бандюками… Тварь, только ты виновата!
– Следи за базаром, мусор! – взвился Женька, пытаясь вырваться из рук мгновенно заблокировавших его Севы и Гены. – Да отпустите вы меня!
Отец метался между сыном, дочерью и ее любовником, пытаясь как-то урезонить всех троих, но на него никто не обращал внимания. Коваль вытерла сочащуюся из губы кровь тыльной стороной перчатки и зло посмотрела на брата.
– Давай, обвини меня во всех грехах! Это очень удобно, Дмитрий Викторович, – найти козу отпущения и валить на нее все! Еще скажи, что я виновна в твоем разводе!
– Заткнись лучше про это, лярва чертова! – рявкнул он. – Шлюха, вот ты кто! Беспринципная, развратная сучка!
– Дмитрий, опомнись, что ты говоришь?! – с ужасом проговорил отец, но Димка бешено глянул на него.
– Да ты-то хоть не лезь! Тоже хорош – надо было в молодости головой думать, а не причинным местом, чтобы вот такие твари на свет не появлялись! Еще и фамилию нашу носит!
И тут Хохол сделал что-то немыслимое, высвободившись из рук державших его охранников, и только Маринина реакция спасла Дмитрия от смерти – уж что-что, а всадить финку по рукоятку Хохол успел бы… Но она ринулась наперерез, и тонкое лезвие рассекло кожу куртки, обожгло левый бок и застряло в толстом слое цигейки где-то под рукой. Коваль осела на снег, и вокруг стало расплываться красное пятно – порез был глубокий, болезненный, финка пропорола мышцу между ребер… И эта кровь на белом снегу словно отрезвила всех – Хохол взвыл, хватая Марину на руки и крича на весь двор:
– Валерку сюда, быстро! Севка, в машину и гони в город, без доктора не возвращайся! – И, обращаясь уже к ней: – Маришка, девочка, как ты? Зачем полезла на перо, дурная? Ведь я мог тебя… сам, своей рукой… котенок… – Он прикоснулся губами к ее щеке и понес в дом.
За ним бегом бросился отец, успевший, однако, довольно сильно ударить по лицу Дмитрия, рухнувшего на колени рядом с тем местом, где снег был залит Марининой кровью. Он стоял в этой позе очень долго, до тех пор пока Данил и Гена силком не подняли его и не отвели в дом, налив стакан водки, чтобы привести генерала в чувство. Хохол уложил Марину в спальне, разрезал окровавленный свитер и осмотрел рану:
– Елки, глубоко… Хорошо еще, что не в легкое, мышцу только располосовал… Зачем ты полезла, можешь сказать?
– Ты не понимаешь… – прошептала она плохо слушающимися губами. – Не понимаешь…
– Да не могу я этого понять! – перебил Женька, закрывая рану большим куском марли, поданным Дашей. – Он поднял на тебя руку, он – мужик, мент, – на женщину, на сестру! Если бы не ты…
– Прости меня… – раздался в дверях голос Дмитрия – брат стоял в проеме, ухватившись за косяки и виновато глядя на Марину.
– Уйди! – рявкнул Хохол, вскакивая, но она поймала его за руку:
– Перестань…
– Маринка, он прав – я сволочь… – Димка попытался сделать шаг в сторону кровати, но дорогу ему преградил отец.
– Уходи, Дмитрий, сейчас не время выяснять отношения. Женя, что же доктора нет так долго?
– Город не близко, Виктор Иванович.
– Папа… не волнуйся… я не умру таким образом… – с трудом выговорила Коваль, облизывая пересохшие губы. – Это… не мой стиль…
– О, господи, да замолчи ты! – с досадой произнес Хохол, смочив ее рот салфеткой. – Еще и острит!
– Так, и что за панихида? – раздался голос Валерки, почти бегом ворвавшегося в комнату. – Все лишние – вон! Хохол, ты – первый на марше! Я кому сказал? – видя, что Женька не собирается уходить. – Не мешайте работать!
Когда все вышли, Валерка закрыл дверь, неспешно достал из чемоданчика халат и перчатки, натянул все это и приблизился к Марине:
