вперился в Одина. – А ты подумал, что будет, если, к примеру, на наш лагерь хлынет вулкан или землетрясение?
– Ну, – зевнул ас, прикрыв рот ладонью, – в Миргарде не так часто мировые катаклизмы: ни черта моим воинам не сделается!
Локи скрыл досаду, двумя руками поднес к губам ковш с медовухой. Который час он убеждал Одина, что тела воинам – обуза. А Один упрямился: Асгард был готов принять десяток-другой воинов, но несколько сотен душ – их не расселить, не прокормить. Асы взбунтуются, вздумай Один привести свою дружину. Что великий ас решил пополнить отряд небесных воинов, знали все. Лишь Локи да Один знали истинное положение вещей: власть Одина в небесной обители хоть и велика, да не беспредельна. Лишь на всеобщем сборище богов Один может требовать увеличения числа воинов. Да и то в разумных пределах. Пройдоха же Локи уговаривал и вовсе на несуразное: он предлагал души воинов оставить в Миргарде!
Дело то неслыханное даже для великих асов. Ведь каждой твари предопределено прародителями место в мирах. Как не проникнуть смертному в небесный Асгард, так и душе не положено быть среди живых.
– Но кто узнает? – злился Локи, представляя, как его дружина, не касаясь земли, летит по воздуху, сея ужас. Даже мурашки пробежали по спине от нетерпения. Но Один, хоть и кивал согласно, упорствовал по- прежнему:
– Предки нас проклянут!
– Какие предки? Где ты их видел? – Локи оттолкнулся от стола. Взмыл к потолку. Там, раздосадованный, завис.
Кончай злиться, – Один поморщился на висящего вверху приятеля.
Локи демонстративно молчал, хрустя костяшками пальцев.
– Черт с тобой, в завтрашней битве, как старуха Хель явится после боя подбирать души убитых, подмени их душами моих воинов, – и прихлопнул столешницу ладонью: – Да будет так и храни нас, предки!
Фригг машинально слизывала текущие струйки пота. Осторожно отступила: она-таки оказалась права, Локи толкал Одина на нарушение заветов предков. Для светлых асов было мало недоступного, еще меньше запретного. И чуть ли не единственный запрет Локи подзуживал Одина нарушить!
Фригг отступила. Пятилась до поворота. Лишь тогда кинулась бежать: пора валькириям вспомнить свои обязанности.
Локи погонял крылатого коня – дружина отставала. Несмотря на то, что разрешение Одина было получено, Локи волновался.
Слишком долго он шел к цели, и теперь опасался любой малости: что звезды укажут глупым жителям нижнего мира, что в сегодняшней битве лучше сдаться на милость врага, или противник, застигнутый в походе разбойной бандой, до места сражения не дойдет.
Локи, сильно опередив дружину, галопом промчался по землям правителя Петера. Поуспокоился: несмотря на то, что вчерашнее жертвоприношение милостей богов не посулило, правитель-таки услал мирных женщин, детей и совсем уж дряхлых в горы. По узкой тропе тянулись людские фигурки и повозки с поклажей.
Локи ринулся к небесам, сверху обозревая поле битвы. Раненых было много. Еще больше убитых – будет чем поживиться ведьме Хель.
Локи с силой дернул себя за чуб:
– Эх, великий Один, знал бы ты!..
Замысел Локи был прост и лукав одновременно: Локи хотелось власти. Безраздельной. Никому не подотчетной. Пока воины дружины Одина были живыми существами – поди спрячь от глаз аса такую уйму народа. Локи вовсе не собирался возвращать души воинов в Асгард. Он и его дружина мертвых душ как- нибудь и без небесной обители обойдутся. Дремучие леса и дикие горы Миргарда спрячут воинов, не нуждающихся ни в еде, ни в одежде. Лишь приказ Локи принудит дружину действовать – и так, как Локи захочет.
Ас упивался видениями грядущей славы: он страхом принудит подчиняться непокорных, смертью заплатят те, кто не захочет признать Локи – верховным правителем Миргарда. А там, спустя время, и о власти в остальных мирах, даже в Асгарде, можно подумать. С таким-то воинством: тренированным, умелым, а, главное, неуязвимым?
– Дружина! К бою! – воскликнул Локи, видя перед собой не равнину, устланную телами и еще оставшимися в живых противниками, слабо отбивавшими удары, а бесконечное пространство миров.
Воины влетели на равнину, готовые к схватке. Будто саранча усеяла поле. Черные плащи воинов Одина то появлялись, то исчезали: вражеские стороны, узрев странных воинов, взаимные распри отложили, накидываясь на воинов десятками. Локи полюбовался выправкой своих парней – десятками и клали его дружина нападавших.
И в тот момент, когда число убитых сравнялось с числом воинов в дружине, Локи бросил золотую сеть. Души убитых, было, поднявшиеся, испуганно затрепетали. Теперь оставалось наслать смертельный сон на дружину, а полуслепая правительница царства мертвых, все время проводящая в полумраке подземного мира, вряд ли заметит подмену.
Локи поднял руку, готовясь произнести заклинание смерти.
– Что ты творишь, Локи? – руку перехватили. Локи дернулся, обернувшись. «Да уж, как не везет», – хмыкнул. Перед ним, гарцуя на белокрылом коне, явилась Фригг. Глядела с ненавистью.
– Смотри, что ты наделал! – Фригг яростно дернула Локи, чуть не опрокинув. Ас нахмурился: все поле являло собой застывшую картину. Павшие воины не были живы, но и не были мертвы. Смертельный сон тел, лишенных души, не обретшей пристанища. Страшные раны кровоточили на еле взнимавшихся грудях спящих. Чуть подрагивали ресницы воинов с пробитыми насквозь копьями телами. Юноша, из виска которого торчал обломок древка копья, причмокивал во сне губами и, давясь кровавыми пузырями, улыбался.
Воины Одина неприкаянно озирались на небывалое. Их лошади, испуганно переступали, пятились, опасаясь наступить на валявшиеся вповалку тела.
– Что это? – помертвел Локи.
– Это плата за безумства, – отрезала Фригг. – Ты ведь не думал, что будет с душами тех, кого ты решил обменять у Хель на души своих воинов? А им так и спать, не просыпаясь, пока не придет день суда: не мертвые и не живые, они будут вечно лежать на этой равнине. И вечно истекать кровью, и вечно видеть все те же сны смерти. А рядом, не в силах ни улететь в Хель, ни вернуться в тело, будут парить их души!
– Но отчего? – Локи и в самом деле не задумывался, куда денутся те, кого Хель не заберет с собой.
– А ты забыл? – Фригг протянула руку к спящей равнине.
Воины Одина сгрудились у подножия холма, гадая, не в кошмаре ли видится представшее: одно дело – ярость борьбы и веселые красные капли, другое – вечная агония, у которой нет спасительного конца.
Между тем на равнине невесть откуда явились простоволосые женщины. Одетые в красно-пурпурные балахоны, они проходили меж спящими. Кого-то трясли. Кого-то били, понуждая проснуться, по щекам.
Собравшись кругом, расселись.
– Что они делают? – пересохшими губами прошипел Локи, но уже видел сам: валькирии, скорбно склонившись над телами воинов, тащили из спящих ленты кишок, Над равниной пронесся протяжный стон – валькирии пели низкими утробными голосами. А их руки, привычные к работе, плели невиданную сеть из человеческих кишок.
Локи вспомнил, что и не забывал. Просто не принимаешь всерьез то, что слышишь каждодневно. Валькирии держали в своих руках ниточки жизни и смерти всех сущих. Нити судеб павших в этом бою оборвались, но из-за колдовства Локи смерть к ним не сумела найти дорогу. Теперь воинам предстояло умереть второй раз. Закончив сеть, валькирии разделились, окровавленными руками ухватили сеть за два конца. Потянули в разные стороны, раскачиваясь. Фигуры валькирий, маленькие издали, раскачивались и наклонялись. Руки дрожали от напряжения. Рукава балахонов задрались, обнажив окровавленные по локоть руки. Брызги плоти и крови летели на лица и тела валькирий, но женщины, продолжая петь, не прекращали свой бесполезный труд, лишь пригибаясь ниже в тщетных усилиях. И вдруг, на грани сил, сеть затрещала, поддалась ячейками. Прошла зигзагом. И, разрываясь, отбросила валькирий, опрокинувшихся наземь. И тотчас освобожденные души воинов оставили пост у больше ненужных тел, взмыли, растворяясь в далеком
