Роман открыл глаза, сел. Возле него кулем лежал Чарли. Это его труп швырнули на пол, и кровь из раздробленного виска забрызгала лицо Романа.
Он отер свободной рукой лоб и щеки, перевел взгляд на стоящего перед ним Смита. Парика и очков не было. Волосы короткие и темные, глаза – светло-карие. Форма глаз немного изменилась, но выражение осталось тем же – нагловато-победительным.
– Старичок попался прыткий, – пожаловался Крохин, он же Смит. – Засел в дальней каюте, еле выкурили.
Говорил он по-русски, громко и уверенно, и интонации были доверительные, почти дружеские. Казалось, он продолжает прерванный час назад задушевный разговор.
Крохин обернулся к своим людям, сказал им на фарси, чтобы подождали его наверху. И добавил, что через пять минут они уходят.
«Пять минут, – отметил Роман. – Только пять минут».
– Ну, здравствуй, капитан, – сказал Крохин, садясь на один из ящиков. – Хоть ты и не поверишь, но я рад тебя видеть.
– Не поверю, – подтвердил Роман.
– А зря, – наставительно заметил Крохин. – Вот ты меня убил, а я тебя, видишь, пожалел.
– Как ты выжил? – спросил Роман. – Ведь я сам видел сгоревший труп.
– Моего помощника, – улыбнулся Крохин. – Он, бедняга, забился под сиденье, когда ты вылез со своим автоматом. Ну ничего, он искупил свою трусость. Пока ты гонялся за джипом, я выпрыгнул на ходу и ушел через один из потайных ходов. По моему, получилось неплохо, а, капитан?
– Неплохо, – согласился Роман.
– Вот! Похвала учителя всегда приятна. А ты молодец, Роман Евгеньевич. Нюх не потерял. Я даже удивился, когда узнал, что англичане так быстро до Мустафы добрались. Оказалось, это шефская помощь. Отличная работа. Вот только, увы, опять осечка.
– Разойдемся по-мирному, – предложил Роман.
– Ты мне угрожаешь? – удивился Крохин.
– Предлагаю сделку…
– Э, брось, – поднял руку Крохин. – На эту туфту меня не купишь. Взять с тебя нечего, да и брать, говоря по совести, не хочется. Все, что мне от тебя надо, капитан, это чтобы ты наконец сдох.
– За что такая нелюбовь?
– Сам знаешь, за что. Два года тяжелейшей работы псу под хвост. Да еще самого чуть в расход не пустили… Я бы тебя трижды убил, если бы была такая возможность. Но тебя и один раз убить непросто. Живучий ты, капитан, как сколопендра. На что уж Шпильман спец, а и тот не смог с тобой сладить.
– Так это ты послал Шпильмана? – поразился Роман.
– Я, капитан. Он мне был кое-что должен, еще по старым делам, вот я попросил его погасить долг небольшой услугой. Но ты жив, а Шпильман так и остался моим должником. К сожалению, вечным.
– Дорого же ты меня ценишь.
– Дорого, капитан, – улыбнулся Крохин. – Я вообще своих друзей ценю.
Он посмотрел на часы. Роман понял, что его время истекает.
– Зачем тебе «дракон», майор?
– А ты как думаешь?
– Думаю, что твоя цель – российские строители…
– Дурак ты, капитан, – засмеялся Крохин. – И всегда был дураком. Зачем мне эти батраки? Пускай себе работают на благо иранского народа.
– А ты? По-прежнему работаешь на благо Аль-Каиды?
– На кого я работаю, капитан, это не твоего ума дело. А впрочем, могу сказать тебе, по старой дружбе: в мире есть только одна страна, на которую имеет смысл работать. Все остальные только марионетки в ее руках. В том числе и Аль-Каида.
– Но ты же… Они ведь убили твоего отца.
– Мой отец был таким же безмозглым идеалистом, как ты или твой шеф. А дети за отцов не отвечают.
Крохин поднялся с ящика, потянулся.
– Ладно, капитан, мне пора.
– Далеко собрался?
– Неблизко. В гости к адмиралу Нельсону, – засмеялся Крохин. – Ты что газет не читаешь? Вижу, не читаешь. Оно, может, и к лучшему. Ну, не скучай. Вон, и девушку тебе в компанию оставили. Гляди, шевелится.
Линда начала приходить в чувство, пытаясь, впрочем, безрезультатно, занять сидячее положение.
– Что ты с нами сделаешь? – спросил Роман.
– А что ты сделал со мной? – пожал плечами Крохин. – Долг платежом красен. «Гори, гори, моя звезда…»
У Романа шевельнулись волосы на голове. Теперь он понял, почему их бросили в этот отсек, напоминающий топливный бак. Крематорий. Лучший способ скрыть все следы. Трупы сгорят вместе с кораблем, и никто их даже опознать не сможет.
А ему и Линде предстояло сгореть заживо.
– Зачем ей-то мучиться, майор? Пристрели хоть ее.
– Женщину? Пристрелить? – поморщился Крохин. – Фи, капитан. Это дурной тон. Мы же офицеры.
Он засмеялся, игриво помахал рукой и двинулся к трапу.
– Goodbye, my dear friend.
– Подожди! – крикнул Роман. – Дай мне хоть один шанс.
– А ты мне дал? – обернувшись, спросил Крохин.
– Но ведь ты жив!
– И ты не мертв. Все, капитан, прощай. Мне некогда.
Крохин последний раз взглянул на него, усмехнулся и ушел, отсекая все шансы на спасение.
Вместо него в отсек забежали двое проворных парней. Одного из них Роман видел на снимке. «Механик». Второй был неизвестен. Они внесли тяжелые канистры и принялись разливать керосин по отсеку. Поплескали, смеясь, на мертвых. На Романа и Линду не лили – чтобы дольше помучились.
Роман почувствовал, что лицо его начинает подергиваться тиком. Подобие невозмутимости он при Крохине сохранил. Но теперь, ввиду предстоящей жуткой кончины, сохранять невозмутимость стало делом бесполезным. Подбородок каждые три секунды сводило мучительной судорогой, чего Роман раньше за собой не наблюдал.
– Что они делают? – спросила Линда, все еще не пришедшая в себя.
– Дезинфекцию проводят, – сказал Роман, лихорадочно соображая, как быть.
Линда слабо подергала прикованной рукой, жалобно простонала.
– Роман, я ничего не понимаю. Где Рэйв?
Она лежала за трубами и не видела мертвецов.
– Скоро придет.
– Помогите мне подняться.
– Лежите, Линда! Вам сейчас лучше лежать.
Не хватало, чтобы она увидела трупы, все поняла и ударилась в крик. Криком делу не поможешь.
Хотя, конечно, крика скоро будет много.
«Спокойно, – твердил себе Роман, – спокойно. Я не мертв, это он правильно сказал. А пока я не мертв, я жив. И стало быть, должен найти выход».
Парни закончили поливку и швырнули канистры в угол, где в метре над полом чернела открытая горловина, ведущая к корабельному топливу. Как только огонь доберется до этой горловины, последует взрыв, и пожар охватит весь корабль.
Но до этого пленники превратятся в живые факелы. Разлитый вокруг керосин, слегка сбрызнутая им одежда, крашенные масляной краской полы и трубы – все это призвано было устроить им настоящее аутодафе. Но с оттяжкой, чтобы накричались вдоволь.
