проход в зальчик. В зальчике все столы давным-давно сдвинули в угол. На грязной стойке пылились простенькие граненые пивные кружки. Посетители прошли на бывшую кухню, освещенную одинокой лампочкой без плафона.
Здесь тоже весь кухонный скарб был отодвинут в угол. В притулившейся к отключенному холодильнику ржавеющей мойке покоились тарелки. А освобожденное пространство заняли два советских сейфа. Даже не сейфы, а несгораемые металлические шкафы – и предлинная грубо струганная лавка-лежанка.
Передерий позвенел ключами и отпер ближайший шкаф. Взору открылась: на одной полке – алюминиевая кастрюля-ветеран с выведенной на боку масляной краской надписью «Общ.», а на другой – пунктиром блеснувшая вплетенная в кожаные полоски серебряная струна. Там хранилась миниатюрная, но вполне настоящая нагайка, брошенная поверх школьной замусоленной тетрадки. Ручка наборная, как у сработанных на зоне ножиков.
Диана, глупо хихикнув, под протяжный скрежет стащила кастрюлю, пробралась к раковине через завалы демонтированного оборудования. Кукарекнул отворачиваемый кран и об дно кастрюли зажаловалась выплевываемая порциями вода. Передерий помял нагайку в левой руке, как бы привыкая. Диана с полной кастрюлей, задев, но не обрушив мойку, выбралась из нагромождения кухонных атрибутов. Дважды вода выплеснулась на пол и на рукав бежевого пальтеца, но даму, кажется, это нисколько не озаботило.
Передерий взвизгнул нагайкой в воздухе, как бы примериваясь. Косматая тень кувыркнулась от стены к стене. Струна на излете хищно чиркнула по распахнутой дверце несгораемого железного ящика. Диана установила тару с водой на пол у края скамейки и легла на скамейку животом. Так, чтобы голова свободно свешивалась над кастрюлей.
– Чуть не забыла, – виновато спохватилась дама, неловко порылась в одежде, и в кастрюлю на дно ракушкой опустилась казиношная фишка. Синяя, с желтыми радиальными полосками.
– Ну-с, приступим, – глухо определил Передерий. Сделав полшага вперед, высоко взмахнул левой рукой, и нагайка пришлась по вороху одежды на невысоко оттопыривающемся заду Дианы.
Дама не взвизгнула, не взмолилась о пощаде. Она лежала колода колодой, отрешенно глядя в успокоившуюся, поймавшую желток лампочки воду.
Передерий вошел в ритм. Высокий замах, цыканье разорванного воздуха, затяжной удар – и на исполосованном пальтеце, на платье, на женской коже новый разрез. Болезненный скрип лавки, синусоидальная пляска теней. Наконец из глаз Дианы потекли слезы. Они промыли тропинки в макияже и, добегая до подбородка, стали капать в водопроводную воду, раскачивая яичное отражение лампочки.
Взмахе на двадцатом Передерий вдруг остановился и склонился над кастрюлей. Хотя кроме покоящейся на дне фишки и облачка смытой слезами косметики в воде вроде бы ничего не просматривалось, что-то ожидаемое истязатель углядел и остался доволен. Вернувшись на исходные, он отпустил еще пяток ударов, но без запала, и устало выдохнул:
– Ну, полно на сегодня, – утирая рукой с зажатой нагайкой пот со лба (все таки запарился в теплом-то пальто), Передерий отступил к несгораемому шкафу. Положил орудие на прежнее место. Бережно.
Диана, кряхтя, но не жалуясь, сползла с лавки, качнулась, но устояла на ногах.
– Молодцом, – ободрил Передерий. – Ты свободна. Завтра мне не нужна. А послезавтра к восьми утра чтоб как штык!
И вот вроде бы только что перед двухметровым мужиком стояла высеченная женщина, на излете молодости, прилично одетая, с бороздками слез по пудре – и нету. Не стало Дианы. Не рассыпалась, не развеялась, а водопадом утекла на пол, где обернулась серой помоечной крысой с черным голым хвостом. В бусинках глаз блеснули два микроскопических желтка от лампочки, и крыса бесшумно шмыгнула в руины кухонного оборудования. А в воздухе – словно кто-то невидимый тряхнул колокольчиком – раздался недолгий звон.
Передерий еще раз утер пот. Постоял, пережидая привычно нахлынувшую волну тошноты. В этот момент ему привычно казалось, что в жилах вместо черной проклятой крови запузырилась нефть. Подумал-подумал и расстегнул тяжелое и душное пальто. Еще поколебался и неловко сбросил пальто поперек на лавку. Следом и пиджак. Сдернул шейный платок и расстегнул ворот. Тень повторила эти движения. Маг неодобрительно покосился на пятна пота под мышками – ничего не поделаешь – запарился.
Кряхтя склонился и приподнял кастрюлю одной рукой. Тяжело ступая, «гроссмейстер» пробрался к раковине и, вытягивая по гусиному шею, чтоб не обрызгать бороду, слил воду. Когда отступал назад, таки зацепил мойку коленом, и на этот раз она грохнулась со всем смаком обиженной вещи.
Черный Колдун негромко выматерился, выбрался на обжитую площадь и опустил легкую теперь тару на лавку. Теперь стало видно, что казиношная фишка лежит на дне не сама по себе, а словно бы вплавленная в парафиновую фигурку человечка. Передерий, довольно урча под нос, зачем-то потыкал фигурку пальцем. Отступил ко второму железному шкафу, звякнул ключами, отпирая. И сладко потянулся, заслонив огромным торсом содержимое шкафа полностью.
– Ох, как я похудел, – неожиданно обратил он внимание на сползший под брюхо ремень брюк. – Негоже, – он оглядел помещение. Приметил у обрушенной мойки на полу среди расколотых тарелок шашлычный шампур и побрел туда. Осколки жалобно запищали под подошвами.
Однако одной действующей рукой провертеть в ремне новую дырку не удалось. Ремень ускальзывал и извивался, как живой.
– А, чтоб тебя!.. – плюнул Передерий и зашвырнул шампур в кухонные дебри. В падении тот высек пару бенгальских искр. Ничего не оставалось, как вернуться к прерванному занятию.
Во втором шкафу на полках ждали своего часа ряды полупрозрачных фигурок-вольтов.[8]Одинаковых, только внутри каждой кэшная фишка другого цвета. Под каждой фигуркой обыкновенный листок из школьной тетради, на котором, где ладным почерком, а где и каракулями – после утери правой руки чародей не мог похвастать чистотой написания – название казино и имя будущего соучастника. Попадались и женские имена.
– Ну что, кормильцы, готовы верой и правдой послужить? – обратился «гроссмейстер» к болванчикам. – Что, Валентин Валентинович Навроцкий, будем на пару бомбить казиношку «Морган»? – почти не касаясь, маг ласково погладил по головке одну из фигурок. – А вы, Альберт Васильевич, – маг ногтем осторожно пощекотал под ребро следующую отливку, – небось не догадываетесь, что вам предстоит на пару со мной снять золотую стружку с «Конти»? – Еще Передерий мимолетно подумал, что пора в скором будущем завязывать разорять игорный бизнес. Люди там серьезные, того и гляди, примут адекватные меры. Он и так уже обидел восемь казино.
Неловко – одной рукой – выдрав в первом шкафу из тетради чистый лист, Черный Колдун склонился над лавкой. Пальто съехало на пол и собрало добрый урожай грязи с пола. Передерий дорогой чернильной ручкой вывел кособокие буквы: «Казино „Премьер“, Шаповалов Антон Ильич».
– Ну, милок, через месячишко и ты мне против своей воли подсобишь обобрать «Премьер» тысяч на десять-двадцать зеленых, – подмигнул маг школьной странице в манере одинокого и привыкшего разглагольствовать с самим собой анахорета. Прислушался к себе. Вроде тошнота отпустила без следа. Можно продолжать.
Лист был положен на свободное место во втором шкафу. Свежая парафиновая куколка была поставлена на школьную линейку. Дорогая чернильная ручка спрятана. Оба то ли скрипящих, то ли стонущих допотопных сейфа заперты на ключ. Передерий оделся, не отряхиваясь, поерзал плечами, как человек, скинувший тяжелый груз, и на выходе вырубил свет. В зальчике он перегнулся через стойку, стряхнул нечаянно на пол по ту сторону «Желтые страницы» за 95-й год и достал из внутреннего барменского закутка древний угловатый телефонный аппарат с круглым диском. Оттарахтев цифрами, чародей прижал холодную трубку к уху.
– Алло? Игорь?.. Ну как, проводил? До квартиры проводил?.. Как она себя вела по дороге?.. А на кладбище?.. А муженька ее беглого не вспомнил?.. А приятелей, которые тогда были, не поспрошал?.. Меньше надо пить!.. Ты вот что, Игорь. Ты поосторожней с ней. Непростая цаца... Да я все понимаю... Я говорю, что понял тебя! Только секи: играть наотрез отказалась; пить из бокала, который не на ее глазах наполнили, тоже не стала... Может, и нечаянно... Ради Бога, не объясняй любую фигню божьим велением! Ладно, не ершись. Я сказал – быть поосторожней, значит – быть поосторожней! КАМЕР-ЮНКЕР!!!
Та, которой был посвящен этот разговор, в это самое время сидела на корточках на полу в квартире на
