небеса. Я увижу Таньку, расскажу ей, расскажу… Стас хрюкнул от досады. Что он может ей рассказать? Как перестрелял в психбольнице целую толпу? Это он расскажет ей на небесах? Да никто не пустит меня на небеса! Я попал в ад, черт возьми, и останусь тут навсегда…
Горькие слезы вновь покатились по щекам парня. Он прикрыл лицо руками и затрясся в долгом плаче.
Иными словами, если объект получает инфекцию в ногу или руку на достаточном удалении от туловища, ампутация инфицированной конечности прекратит распространение материала по организму и сохранит объект.
Стас медленно опустил руки, открыл глаза. Зрачки в глазах сузились, хотя в бункере не доставало света. Он забыл о том, что недавно прочел в документах американских вивисекторов. Конечно же! Если он прав, и документы на самом деле имеют отношение к мертвецам, то он… еще может спасти свою жизнь! Надо всего-то отрубить ногу.
Топор лежал рядом. Орошенный черной массой мертвечины. Если как следует ударить по ноге, то получится отрубить ее…
Стас понял: время работает не на него. Если он хочет сохранить здравый рассудок и жизнь вообще, то должен принять важное решение. Впрочем, когда человек хочет жить, он сделает все для этого. А Стас очень хотел жить.
Он с трудом подполз к столу, где Марина оставила найденные ею вещи. Опираясь на руки, Стас схватил заряды к ракетнице. Всего два. Если повезет, то оба заряда окажутся рабочими, ведь нужно как раз два заряда. Стас отполз обратно к стене и топору, с минуту рассматривал каждый заряд, делая для себя выводы по наиболее эффективному их использованию. Затем он тщательно протер лезвие топора одеждой, поскреб по сухому бетону, и снова протер. Далее предстояло провести дезинфекцию будущего инструмента хирургической операции — ампутации ноги. Если патрон вспыхнет, я обожгу топор огнем. Температура убьет всё, что можно убить.
Но если вспыхнет лишь один патрон или ни один вовсе — дело пропало.
Стас ногтем отогнул бумажную оболочку патрона. Он расправил плотную бумагу, пока в руку не посыпался серый порох. Порох был сухим, но Стас на всякий случай отсыпал небольшое количество на пол, достал из рукоятки ножа спичку, чиркнул. Спичка моментально загорелась, распространяя приятный горький запах. Стас поднес огонь к кучке пороха. Порох воспламенился с поражающей быстротой и в мгновение выгорел полностью. На его месте остался лишь почерневший бетон. Что ж, пока всё идет хорошо.
Топор лег между ног Стаса таким образом, чтобы его было удобно обжечь горящим порохом из раскрытого патрона для ракетницы. Пытаясь унять дрожь в руках, Стас сосредоточился, поджег вторую спичку и медленно, медленно поднес ее к патрону. С Богом… Стас сглотнул. В левой руке он держал патрон, в правой — горящую спичку. И вот спичка упала прямо внутрь раскрытого патрона, под завязку наполненного серым горючим веществом.
Тут же вспыхнул ярчайший факел, порох стал быстро сгорать с треском и шипением. Стас обжег лицо, обе руки и ноги, но, стиснув зубы, быстро водил искрящимся факелом по лезвию топора. Хватило трех секунд, чтобы порох в патроне выгорел полностью.
Руки покрылись страшными красными волдырями. Я не знал, что ожоги проявляют себя так быстро. А между волдырей кожа почернела и обуглилась. Теперь Стас ощутил адскую боль и закричал. Из глаз лились потоки слез, однако медлить было нельзя. Превозмогая страшную боль, Стас отложил закопченный топор в сторону и стал открывать второй патрон. Пальцы слушались едва ли, сильно дрожали и стали кровоточить. Волдыри росли прямо на глазах и уже потекли жидкостью. Сука, я убью тебя за то, что ты со мной сделала. Сука, я найду тебя и прикончу…
Когда второй патрон был распечатан, Стас глянул на ногу. Ударить так, чтобы отрубить ее с первого раза, он не сможет. Сам — не сможет: слишком неудобная позиция для достаточно сильного удара. Значит, ударять придется несколько раз. Стас не представлял даже, какая боль может прийти к нему очень скоро. Он боялся, буквально трясся от страха, от кошмарного ужаса. Сука, я убью тебя…
Он взял топор в правую руку, перехватил поудобнее и прицелился. Господи, помоги мне пережить это… Господи-помоги-сука-убью-пережить-тебя-это…
Стас вложил в удар всю оставшуюся силу и опустил топор. Тут же боль взорвалась в глазах яркой алой вспышкой, а в ушах — невероятным криком. Стас кричал, широко раскрыв рот, орал всей мощью легких, а глаза, красные и безумные, впились в застрявший в голени топор. Вся нервная система Стаса билась в агонии, разум давно провалился в небытие, подсознание отключилось. Но Стас продолжил начатое. Не переставая орать во все горло, он с трудом вытащил топор из собственной ноги. Затем размахнулся и… Господи-помоги-сука-убью-пережить-тебя-это… нанес новый удар. Левая рука, свободная, бессознательно стучала по бетонному полу, левая нога дрыгалась в конвульсиях, а Стас бешено орал. Второй удар пришелся чуть выше первого и рассек коленный сустав. Кровь хлестала из ран, ее фонтанчики обрызгали Стасу лицо. Стас весь начал часто дергаться, быстро-быстро раскачиваться взад-вперед, он уже не понимал, не соображал, что делает. Лишь какая-то внутренняя установка заставила мышцы правой руки вытащить топор из раны, размахнуться и снова нанести удар.
…Господи-помоги-сука-убью-пережить-тебя-это-Господи-помоги-сука-убью-пережить-тебя-это- Господи-помоги-сука-убью-пережить-тебя-это-Господи-помоги-сука-убью-пережить-тебя-это-Господи- помоги-сука-убью-пережить-тебя-это…
Стас нанес третий удар. Теперь он пришелся туда же, куда и первый. Проломленная наполовину кость голени с треском развалилась на два куска, один из которых Стасу уже не принадлежал. Лезвие топора щелкнуло о бетон, сказав тем самым, что кость и ткани перерублены. Стас оглох от собственного крика, задыхался, но не мог заставить себя перестать кричать. Перед глазами плясали мельтешащие цветовые хороводы, кровавые пятна и черные точки, голова буквально распухла и грозилась вот-вот взорваться от боли. Крупно бьющийся в агонии Стас дернул правой ногой — отрубленная часть все еще не была отрублена до конца, остались не то сухожилия, не то мышцы.
Топор отлетел в сторону, окровавленный и мигом забытый. Стас быстро нашарил нож, нагнулся корпусом вперед и стал перерезать остатки плоти. Руки мгновенно пропитались алой кровью, которой повсюду натекло и набрызгало уже очень много. Когда обрубок ноги оказался окончательно отделен, Стас с величайшим трудом взял раскрытый патрон так, чтобы не просыпать содержимое, и с еще более великим трудом смог поджечь его. Яркий факел ракетного патрона он сильно прижал к рубленой ране. Он уже не кричал — выл и лаял, как пес, которому отрезали ногу. Он и был таким псом. Разум отказывался пребывать в сознании, отключался. Но Стас терпел, пока весь порох не выгорит. И только потом он смог позволить себе уйти в беспамятство. Но, даже потеряв сознание, он продолжал кричать…
Игорь несся куда-то кубарем, вокруг мелькали камни, скалы, далекие деревья, снова скалы, кустарники. Остановить стремительное движение Игорь никак не мог, хотя отчаянно пытался. Он понимал: впереди может оказаться острый обломок скалы, валун или пропасть; всё это несет смерть или временную потерю сознания. И тогда преследователи накинутся на Игоря, как стая бешеных и очень голодных собак на одинокого ребенка, гуляющего без родительского присмотра. И так же, как от ребенка, от Игоря вряд ли останется что-либо. Собаки сожрут ребенка целиком, не подавившись. А мертвяки слопают меня…
Внезапно движение прекратилось. Игорь распластался на крупнозернистом песке — результате эрозии скал — с раскинутыми в стороны руками. Голова шла кругом, звенела и лопалась по швам. Голова вообще перестала быть головой, зато стала огромным церковным колоколом, оповещающим окрестные деревни о начале заутренней. Игорь застонал, обхватил окровавленными ладонями голову и попытался унять боль. Он на какое-то время забыл о погоне. Но тут же вспомнил, едва сквозь колокольный звон пробилось шуршание камней под ногами бегущих следом мертвецов.
Игорь неловко поднялся на четвереньки и пополз к единственному здесь укрытию — зарослям колючих, сухих кустов. Игорь не знал названия этого растения, но поблагодарил его за то, что оно так обильно проросло именно здесь. Забравшись в кусты как можно дальше, Игорь оперся спиной о почти отвесную гладкую скалу и замер. Он постарался не дышать, чтоб ненароком не испустить стон от страха или боли.
Он стал слушать. Шуршание гальки стихло. Кажется, он слышал какой-то лязг, но не был в этом уверен. Что со Стасом и Мариной? Они успели укрыться в кустах так же, как я? Или они побежали дальше,
