распоследним пажом свиты герцогини Эрде или гвардейским лучником Тараска, утверждали, будто явились к Демсварту разрешить дело миром. Армия выступает лишь в качестве веского аргумента, способного переломить ход споров в ту или иную сторону. Как говорил мой бывший начальник, барон Гленнор, «аргументы бывают двух видов: веские и увесистые». Военные силы двух соискателей короны приблизительно равны, причем Тараск и Ольтен дали непременные гарантии посредничающим монархам Заката, что при любом исходе стороны будут чтить нейтралитет Чабелы и компании. Еще бы! Если с головы Ее зингарского величества или вошедших в комплот королей слетит хоть один волосок, объединившиеся страны заката разнесут Немедию в пух и прах. Переговоры назначены на завтра.
Впрочем, теперь мне все равно. У самого подножия Демсварта есть деревушка, а в деревушке, само собой, кабак. Ничего не остается делать, как поехать туда и напиться. А завтра утром — на Полуденное Побережье! К Сигурду!
* * *
Деревня, прижившаяся у корней старинного замка, носила несколько странное для Немедии название — Алгиз. Так называется одна из норхеймских рун, обозначающих ограду меж мирами, а как следствие — охранный знак, оберегающий тебя от вторжений извне. Нордхеймцы тут, что ли, жили?
Жизнь в деревушке била даже не ключом, пышным фонтаном. Местные кметы очень быстро разобрались, что и во времена смуты можно недурно заработать. Едва несколько дней назад возле Демсварта появились первые шатры, а обитатели Алгиза смекнули, что находятся на нейтральной территории под защитой Семи королей, как немедленно начали извлекать пользу из своего положения.
Самая бешеная деятельность развернулась вокруг питейного заведения. Раньше это была небольшая таверна, вполне отвечавшая простым потребностям местных жителей и путешественников, проезжающих с Заката на Восход и обратно. Десяток столов, несколько комнаток наверху, да и все. Пиво, свиные колбаски, капуста, для особо благородных — кислое недодержанное вино. Теперь главная деревенская площадь, на которой располагались важнейшие центры здешнего бытия (сам кабачок с патриотическим наименованием «Лошадь Сигизвульфа», часовня Митры и дом старейшин) превратилась в одно огромное питейное поле. Площадь выстлали соломой, на скору руку натащили длиннющих столов из козел, на которые положили доски. Помогавшие хозяину девицы и молодые кметы суетились, обнося бесчисленных гостей свежим пивом — пиво варили тут же, в огромных количествах.
Обе враждующие стороны — люди, поддерживавшие как Тараска, так и Ольтена — решили, что нейтральная полоса отлично подходит для многоразличных встреч. Во-первых, деревню охраняли расфуфыренные зингарские гвардейцы из охраны Чабелы, которым строго-настрого приказано не допускать стычек и драк, во-вторых, в обоих армиях находились родственники и просто друзья, по тем или иным причинам вставшие под различные знамена, а в-третьих, в Алгизе можно просто поспорить и выяснить, кто прав, а кто виноват.
Я въехал на главную площадь, в восемь рядов уставленную столами, над которыми раскачивалось длиннющее холщовое полотнище с кривой надписью «Лошадь Сигизвульфа» (таверну назвали в честь старинного немедийского короля, подчинившего земли Коринфии и сделавшего их протекторатом Немедии. Точнее, не в честь самого Сигизвульфа, а в честь его лошади, которая по легенде однажды спасла жизнь великому королю и полководцу, встав на дыбы и приняв грудью предназначенную Сигизвульфу отравленную стрелу).
Истинное столпотворение! Человек четыреста, не меньше. Наверное, захолустный Алгиз никогда не видел такого многоцветия одежд, гербов и драгоценностей. Лучшие люди Немедии, знатные и не очень дворяне, ненаследные баронские сыновья, просто наемники. Какие-то девицы, чье поведение я мог охарактеризовать с первого взгляда, как «легкое». Да, для кого-то война — очень доходное ремесло.
Весь этот конгломерат бурлит, пьет, спорит, ругается, закусывает, где-то поют хором… Я углядел, что слева, шагах в пятидесяти от столов, огорожена веревочками с разноцветными флажками специальная площадка — на площади по распоряжениям Совета Семи королей драться нельзя, однако какой благородный дворянин обойдется без дуэли с обидчиком?! Поэтому, если вы решили вызвать кого-то на поединок, извольте отправляться к отведенному для того месту, за которым надзирают отлично разбирающийся в дуэльном кодексе усатый зингарский капитан и четыре гвардейца «Морской тысячи», охраняющей жизнь и безопасность королевы Чабелы, ставшей на сегодняшний день самой знаменитой и влиятельной женщиной Материка.
Между прочим, если судить по обрывкам разговоров, которые я слышал, выискивая свободное место за столами, и сторонники Тараска, и поддержавшие Рокод дворяне относились к Чабеле с одинаковым пиететом, признавая, что если бы не своевременное вмешательство умнейшей зингарской королевы, Немедия давно канула бы в омут гражданской войны.
— Здесь можно присесть… э-э, господин барон?
Я заметил небольшой клочок скамьи, на котором вполне мог бы уместиться, если бы толстый месьор в малиновом бархате и с баронской короной на гербе чуточку подвинулся.
— Конечно, граф! — взревел лысоватый краснолицый толстяк, увидев на моем колете герб Монбронов, на который я теперь не имел никакого права.— Ого, да ты из Аквилонии! Свита герцога Просперо, если не ошибаюсь?
— Нет, я сам по себе,— ответил я, присаживаясь.— Решил поучаствовать в настоящем приключении и примчался сюда из Тарантии.
— Вот как? — громыхал незнакомый барон, одновременно подзывая запыхавшихся служек.— Кружку пива моему аквилонскому другу! И еще две кружки мне!
— Принесите копченого цыпленка! — крикнул я вдогонку.— И тушеных овощей!
— Значит, ты решил просто поучаствовать в веселье? Кстати, мое имя — барон Дорн,— низкий, но мощный голос барона меня оглушал.— Вот истинно дворянский поступок, приключения ради приключений! Ты на чьей стороне?
— Пока еще не определился, — мрачно буркнул я.
— Вот он, — толстый господин Дорн неприлично указал пальцем на низенького пожилого месьора, сидевшего напротив,— расхаживает под знаменем мятежников. Между прочим, прошу познакомиться. Это мой дядюшка — граф Хальдор. Как забавно! Мы, родственники, стоим по разные стороны битвенного поля! Да когда такое случалось в Немедии последний раз?
— Маэль Монброн Танасульский из Аквилонии,— представился я, честно опустив уже не принадлежащий мне титул. Если уж немедийцы решили полагать меня графом только по гербам и короне на одежде, пусть так и будет. Но врать в глаза я не стану. Хватит. Лучше будет начать новую жизнь прямо сейчас и быть честным человеком во всем.
«Полуправда — худшая ложь»,— язвительно хихикнул в моей голове голос Райана. Я немедленно прогнал так некстати явившийся образ проклятущего предка и вцепился в глиняную миску, которую поставили мне под нос. Цыпленок плохо прокопчен и сочится мясным соком, перемешанным с кровью, капуста с яблоками кисловата, хлеб чересчур приправлен гороховой мукой, но есть можно. Тем более под крепчайшее черное пиво. Еще теплое, между прочим, только что из котла.
— Вам, аквилонцам, приключения,— проворчал сквозь набитый рот, обгладывавший баранью лопатку пожилой граф Хальдор, — а у нас беда.
— Которую ты сам, дядюшка, со своими голодранцами и накликал! — немедленно возразил толстый барон. Меня в это время тронули за плечо — служка намекал, что не худо бы заплатить за принесенную еду. Я выдал ему целый аквилонский кесарий (стоимость обеда в лучшей таверне Тарантии! Да чтобы я за такие деньги ел эти помои? Плевать… У Сигурда заработаю в сотню раз больше!).
Дорн продолжал рычать:
— В случае с государем нашим Тараском все законы соблюдены! Вся королевская семья погибла. По древним уложениями трон перешел к ближайшему родственнику-мужчине. Ольтена погребли в фамильной усыпальнице Эльсдорфов! Я сам был свидетелем, как жрецы Митры подтвердили — да, действительно, тело Ольтена. Только сам Ольтен сильно обгорел, потому был захоронен в крытой домовине, но все видели труп его прелестной супруги, принцессы Кариолы. Что, жрецам не веришь?
— Любого жреца можно купить,— ответствовал дядюшка.— Сунул мешочек, полный ауреев, и он тебе
