— Привет! Меня отовсюду прогнали! Даже родной предок! Он с этой… с гулью… с гулей… в общем, с рабирийской кровопивицей воркует!
Впервые я увидел Тотланта испуганным. Волшебник замялся, кашлянул, неприязненно глянул на меня, потом виновато — на пожилого собеседника…
— Может быть, я невовремя? — запоздало сообразил я.— Извини. Наверное, у тебя важный разговор?..
— Пусть молодой человек присядет,— меня тщательно изучили взглядом темных, пронизывающих, чуть навыкате глаз. Престарелый стигиец гостеприимно указал на потемневший от времени табурет. — Тотлант, сын мой, представь нас.
«Сын мой»? Что бы это значило? Традиционное стигийское обращение старшего к младшему?
— Маэль,— слабо выговорил придворный волшебник короля Эрхарда,— познакомься. Это Менхотеп, мой отец.
— К вашим услугам,— я снова подскочил, качнувшись, и поклонился.— Маэль, бывший граф Монброн. Так сказать, в отставке.
— Не лишенный чувства юмора,— без тени улыбки сказал родитель Тотланта.— Я тебя помню. Видел однажды.
— Когда? — изумился я.
— Около одной луны тому,— признался Менхотеп.— В замке короны Бельверуса. Когда ты и твои друзья решили похитить у ксальтотуна его драгоценность. И тут внезапная догадка озарила мой разум.
— Так… Так это ты — ксальтотун?
— Я. Сиди спокойно. Хочу с тобой побеседовать,— он повернулся к ерзавшему Тотланту и качнул поблескивавшей в свете факелов лысой головой: — Ступай, выполняй задуманное. Я выслушал твои слова и нахожу их справедливыми.
Маг из Пограничья встал, неловко потоптался на месте, словно хотел мне что-то сказать. Потом махнул рукой и ушел. Я остался, растерянно пялясь на ксальтотуна и не представляя, зачем ему понадобилось со мной беседовать. Неужели потребует ответа за украденный Талисман? Так у меня камешка нету, его Дана Эрде забрала…
— Кое-что о тебе мне известно, — невозмутимо заговорил стигиец. — Ты служил аквилонской Латеране. Сегодня твои темные делишки выплыли наружу. Просперо Пуантенский, надо полагать, тоже указал тебе на дверь? Что ж, посмотрим правде в глаза. Ты лишился титула, и, если тебе не удастся побывать в Аквилонии и навестить свой тайник, ты останешься без единого золотого в кармане.
Мне бы возмутиться столь бесцеремонным вмешательством в мои дела, а я вяло кивнул. Ксальтотун, кем бы он ни был, говорил истину.
Неприятно звучащую, но совершенно справедливую.
— Что ты намерен предпринять? Уехать?
Я опять кивнул. Кивать было очень легко. Не требовалось почти никаких усилий.
— Куда?
— На Полуденное Побережье,— нехотя выдавил я.
— Хорошее место,— серебряные серьги закачались из стороны в сторону.— А ты не хотел бы задержаться здесь на пару дней?
Несмотря на винные пары, обильно клубившееся в голове, я заподозрил что-то неладное. Зачем стигийскому магу требуется мое присутствие?
— Покупать будешь? — я заговорщицки понизил голос.— Про всяческие тайны выспрашивать?
— Какие у тебя тайны,— презрительно скривился ксальтотун, нанеся моему без того истекающему кровью самолюбию парочку новых смертельных ран.— Покупать тебя — делать большое одолжение. Кому нужен бывший конфидент Латераны с подмоченной репутацией, схваченный за руку и вышвырнутый за неудачливый грабеж из собственной страны?
На это оскорбительное высказывание я ничего не ответил, благо на сголе передо мной появился кувшин с вином, которого я не заказывал, и оловянная кружка. Я таращился на эту надутую кружку, словно она могла мне чем-то помочь.
— Однако у тебя осталось два-три полезных умения, годных на продажу,— донесся до моих ушей размеренный голос старого стигийца.— Их я бы приобрел. Моя цена состоит в дальнейшем устройстве твоей бестолковой судьбы.
— В Немедии,— догадался я.
— На твоем месте я бы не стал особо привередничать. Чем плоха Немедия?
Я постарался сосредоточиться. Действительно, почему бы мне не поселиться в Немедии? Все равно через аквилонскую границу меня не пропустят, а замок и лен в герцогстве Танасульском потеряны… Собирался же я уехать в Пограничье? Или на Побережье Закатного океана? Ведь я же куда-то отправился…
— И какое мое умение требуется вашей колдовской милости? — довольно внятно проговорил я.
— Твое мастерство лазутчика. Надеюсь, ты не утопил его на дне бочонка с пивом?
— Прирезать кого или бумаги украсть? — без особого азарта предположил я и назло старому лысому брюзге опрокинул еще кружку. Менхотеп чуть повернулся, посмотрев на толстую полосатую свечу, стоявшую на стойке и отмеряющую время.
— Приблизительно спустя колокол возле большой коновязи на полуночной, окраине деревушки Алгиз встречаются несколько человек,— бесстрастно сообщил он.— Среди них обязательно будет наш общий знакомый Тотлант, а также кто-нибудь из поселившихся в зингарском лагере рабирийских гулей и находящийся под их охраной колдун. Думаю, ты его видел.
— Здоровенная мрачная орясина с изрезанной рожей и единственным глазом? — с этим типом, смахивающим на порождение кошмаров, я имел несчастье случайно столкнуться нынешним утром. Такой ночью приснится — и проснешься седым. Однако гули, Рейенир да Кадена и девица Меланталь, вкупе с моим досточтимым предком Райаном, бегали вокруг него едва ли не на цыпочках, проявляя несомненное уважение и почтительно внимая любому его слову.
— Эта компания нынешним вечером собирается навестить лагерь Ольтена Эльсдорфа,— продолжал Менхотеп.— Переговоры начинаются завтра в полдень, они же надеются повидать лично герцогиню Эрде. Ты присоединишься к ним, выказав желание перейти на сторону мятежников. Послушаешь, о чем будут вестись разговоры. И приложишь все усилия, дабы выполнить одно крайне простое действие.
Ксальтотун извлек откуда-то — может, из воздуха или из складок рукава — и положил на стол диковинную вещицу. Я наклонился посмотреть. Иголка. Толстая портновская иголка длиной с мой указательный палец. Не железная, выточена из куска полупрозрачного синеватого камня. Попробовал взять — иголка смирно лежала в ладони, не проявляя никаких колдовских свойств. Попытался согнуть, не удалось.
— Что мне с ней делать? — удивленно спросил я. — Ткнуть кого-нибудь?
— Одноглазого, — сухо отозвался маг. Мне показалось, что в его голосе прозвучала тщательно скрываемая ненависть.— Боли он не почувствует, однако постарайся, чтобы никто не заметил твоего поступка. Иглу можно воткнуть в его одежду, но лучше в плоть.
— И что произойдет? — глуповато спросил я, держа синюю иголку двумя пальцами и разглядывая ее на просвет. Внутри камня темнел скрученный волосок.
— Ничего особенного, — дернул плечом стигиец. — Дальнейшее тебя не касается. Смотри, запоминай, поступай по обстоятельствам. Не мне тебя учить ремеслу шпиона. Если сумеешь, навести завтра до полудня здешнюю таверну. Я бы с интересом послушал твой пересказ беседы госпожи Эрде с посетителями.
— А потом? — настаивал я.
— Потом будет то, чему угодно случиться,— непререкаемо отрезал Менхотеп.— При любом исходе дела я не откажусь от своих слов. Выполнишь — тогда можешь не беспокоиться за свою участь.
Он поднялся с табурета. Я тоже хотел встать, но почему-то у меня перед глазами поплыли разноцветные круги. Я затряс головой, мельтешение пропало. Ксальтотун тоже сгинул. Вроде только что стоял рядом, я слышал, как поскрипывают под ним половицы и шелестит коричневый суконный плащ, а спустя миг его уже нет.
Остались только горстка золотых монет — плата за выпивку — и крохотный загадочный предмет цвета
