сначала. - Пан говорил медленно, глядя куда-то в окно на кусты краснеющей рябины. Потом он обернулся к Динке: - Простите меня, панночка! Но я очень устал. Прощайте! - Он открыл дверь и, склонив голову, ждал.
Но Динка не уходила.
- Я не могу уйти без коров... - тихо сказала она.
- Ах да! Вам нужно выполнить поручение! - Пан бросил на нее быстрый взгляд и заторопился к столу. - Ну что же, это легче всего! - Он взял список и обмакнул в чернила ручку. - Я напишу вот здесь: выдать означенным лицам коров... и чего? - Сморщив лоб, он заглянул в список. - А, бугая - значит, быка...
- Нет! Какого быка? Зачем? - остановила его Динка.
- Как - зачем? Вот здесь написано... для какой-то Прыськи, - разглядывая каракули Ефима, сказал пан. - Ну, неважно! Дадим и быка! - Он размашисто написал: 'Выдать', но Динка схватила его за руку.
- Да нет же! Тут просто написано, что ваш бык покалечил Прыську. Ей нужно корову!
- Ну хорошо. Корову так корову! - нетерпеливо сказал пан.
- Но этот Павло может дать им самых плохих! - встревожилась Динка.
- У меня нет плохих. Наконец, пусть выберут сами, наметят или как там хотят! Только передайте им, пожалуйста, чтоб меня совершенно оставили в покое! И прошу вас больше не брать на себя таких поручений. - На лбу пана обозначилась резкая складка, голос звучал раздраженно.
И Динка заторопилась:
- Нет-нет! Никто вас больше не будет трогать. Мы только возьмем коров и сейчас же уйдем!
Она схватила бумагу и бросилась к двери, но пан остановил ее:
- Вы не совсем поняли меня. Коровы пока еще мои, и дарить их я никому не собираюсь. Я могу по вашей просьбе сделать небольшую рассрочку - ну, скажем, до осени... Засчитать работу на моих полях и так далее... Но коров можно брать только выплаченных...
- Как - выплаченных? Ведь это же очень долго... А они сейчас голодуют! У них дети... - взволновалась Динка.
Но пан остановил ее.
- Довольно. Я сделал все, что мог, - холодно сказал он. - И не советую вам больше связываться с этим народом...
Динка вспыхнула, с губ ее готовы были сорваться дерзкие, непоправимые слова. Но глаза пана остановили ее... Это были холодные, застывшие, как ледяная вода, глаза бездушного человека.
В голове у Динки метнулась испуганная мысль: отнимет бумагу... Она неловко поклонилась и пошла к двери.
- Подождите, - сказал он. - Передайте вашему Ефиму, чтобы он зашел ко мне! Сегодня же! Сейчас!
Долго сдерживаемое раздражение пана вдруг прорвалось, на висках его надулись синие жилы, лицо потемнело.
- И гоните всех, всех со двора! - с бешенством закричал он. - Я никому больше не продам ни одной коровы! Я продам их оптом! Мне надоел этот базар!..
Динка испуганно метнулась к двери.
- Прощайте! - крикнула она на пороге, но пан уже не видел ее. Задыхаясь от душившего его гнева, он беспомощно рвал ворот рубашки.
Динка захлопнула за собой дверь и выбежала на крыльцо.
Глава тридцать шестая
НЕ ТАК ПАН, ЯК ЕГО ПИДПАНОК
Во дворе экономии и около калитки, ведущей к панской веранде, толпился народ. Тихо переговариваясь меж собой и цыкая на малых ребят, стояли солдатки. В старых, вылинявших от солнца герсетах, с темными бабьими очипками на волосах, они робко жались друг к другу; их изможденные лица с выплаканными глазами были обращены к веранде, за которой скрылась Динка.
Все, кто стоял в списке Ефима, собрались тут со своими детьми и стариками; только вместо покалеченной Прыськи пришла ее старшая дочка, десятилетняя Ульянка, в длинном, не по росту, безрукавном сарафане, в фартуке, по краю вышитом крестом. Ульянка, сморщив обсыпанный веснушками нос, не спускала глаз с панского крыльца. В этой же кучке солдаток стоял высокий, прямой и строгий Ефим. Скручивая козью ножку из махорки, он тоже нетерпеливо ждал Динку и, стараясь не показать своего волнения, шутил с пристававшей к нему Федоркой.
- Ой боже мой! Дядечка Ефим, хочь бы вы с Динкой пошли. Чего она так долго у пана?
- А я знаю, чего? Може, кофей пьет!
- Э, ни! Не до кофею ей. Просыть вона, наша голубка, пана, а он уперся, да и ни в какую... - покачана головой старуха и, вытерев двумя пальцами рот, обернулась к солдаткам: - Мабуть, понапрасну ждем? Нема счастья солдатской доле!
На руках у солдатки заплакал ребенок.
- Цыц ты! Уймить его, тетю, бо, може, зараз сам пан выйдет и с хуторской панночкой! - испуганно сказала Ульянка.
- Не выйдет он, доню, для пана наши слезы как тот дождь: чим больше нападает, тем больше родит панская земля!
По другой стороне палисадника, около флигеля с высоким крылечком, стояли двое братьев Матюшкиных и юркий, сморщенный старичишка - первый богач на деревне Иван Заходько; рядом с ними, похаживая около крыльца, беседовали мужики победнее, рассчитывая и себе прихватить у пана за наличный расчет породистую корову, а то и две, если дозволят местные богатеи.
Матюшкины и окружавшие их мужики держались с достоинством; добротно одетые, несмотря на жаркий летний полдень, а синие суконные жупаны, в начищенных сапогах и в фуражках на смазанных маслом волосах, они, видимо, ждали Павлуху и о чем-то деловито сговаривались между собой. Но Павлуха, раздраженный неожиданным появлением Динки с прошением к пану, решительно пошагал к коровнику, с силой сдвинул тяжелые створки дверей и, повесив на них большой замок, показал солдаткам толстый кукиш.
- Хочь до ночи стойте, хочь землю грызите, а не видать вам панских коров! Я тут один надо всем распоряжаюсь, я панское добро стерегу, як пес!
- А это нам давно известно, что ты пес! - с усмешкой сказал Ефим, сплевывая изо рта цигарку. - Только ты и пану своему не верный пес!
- А тебе что тут надо? Привел голытьбу, да еще и барышню хуторскую с бумагой послал. Толчешься здесь с самого утра! Так зараз и выйдет до тебя пан, ожидай!
- Коровы симменталки <порода коров> ему снадобились!
- Эй, бабы! Тут вам не церква, милостыню не подают!
- Кажна букашка свое место знае... А вы до пана лезете, всю экономию провоняли! Я б вас всех поганой метлой отсюдова вымел! - сплюнул Федор Матюшкин.
- И чего ты дывышься, Павлуха? Пошла барышня до пана, ну, это ихнее дело! Тут не об коровах речь... - тоненько хихикнул Заходько, прикрывая ладонью беззубый рот.
- А тебе, Иван Заходько, в домовину пора, дак ты уж хоть напоследок не страмись перед людьми! - презрительно сказал Ефим.
- Ох ты проклятая галота! Ну гляди, Ефим, не заплакать бы тебе колысь!
- Ты б, старый черт, не заплакал, а моих слез тебе не видать!
- Гляди, Ефим... Много ты воли берешь, во все суешься. Гляди, не об слезах речь, кровью б не захлебнулся, - угрожающе бросил Павлуха и, взмахнув кулаком на плачущих солдаток, истошно заорал: - Очищай экономию! Нима чего тут комедию перед паном представлять! Не дам я коров на выплат, и кончено дело! А ну геть отсюда! Геть! Геть!..
- Да что ты, Павло? Есть у тебя совесть? Обожди, хоть барышню дождемся!
- Не гони, Павло! Что мы тебе делаем!.. - заплакали солдатки.
- Ось, барышня наша выйшла! - закричала вдруг Ульянка. - Барышня! Барышня!..
С крыльца поспешно сбежала Динка, волоча за собой платок и размахивая над головой бумагой, но лицо у нее было озабоченное. Солдатки двинулись вперед, налегли грудью на палисадник.
- С бумагой вышла!
- Только смутная чего-сь...
