- Невже услышал господь наши слезы...
Богатеи молча, с нескрываемым ехидством смотрели на Динку.
- Барышня! - кинулась к ней Ульянка. - Чи дал, чи не дал пан?
- Он дал, дал! - запыхавшись и хлопая за собой калиткой, сказала Динка. Только не так, как надо... Он дал на выплату до осени... и по выбору, но только не сейчас, а когда выплатите... - залпом сообщила она окружившим ее солдаткам.
- Ну, а як же, як же, доню моя! Задаром же коров никто не даст!
- За это и говорить нечего!
- Дай тебе бог, Диночка!
- Постаралась ты за нас, голубка! - радуясь и утирая слезы, благодарили Динку солдатки.
Федорка тоже пробивалась к подружке, но Павлуха, раскидав всех вокруг и нагнув, как бык, голову, очутился вдруг перед Динкой.
- А ну дайте бумагу, барышня! - хрипло крикнул он, протягивая руку, но Динка поспешно спрятала бумагу за спину и почти упала на руки Ефима.
- Не тебе эта бумага, Павло! - хмуро сказал Ефим, пряча бумагу на грудь. Ходим, Диночка, и вы, бабы, ходим, там почитаем!
- Десять коров дал! Всем по корове, на выбор... Только заплатить надо... начала опять Динка, но Павло с глухой руганью промчался мимо нее к веранде и, вскочив на крыльцо, скрылся за дверью.
- Пойдем, пойдем... - заторопился Ефим.
- Ох, уговорит он пана! Отнимет пан коров!.. Дядько Ефим, держи бумагу крепче! Ох господи!.. Куда же он побег, проклятый! - с тревогой заголосили солдатки.
Перед Ефимом выросли вдруг братья Матюшкины. Рыжие усы их обвисли, в глазах, как зеленые змейки, свертывалась кольцами ненависть.
- Обожди-ка, Ефим... Не спеши с панской бумагою. Хоть ты по батькови и Бессмертным прозываешься, да на все божья воля... - зашипел Семен Матюшкин, загораживая дорогу. Рядом с братом, широко расставив ноги, стоял Федор.
- Ой боже, матенько моя... - охнула Федорка, но Динка, возбужденная общим волнением, ощутила вдруг необычайную храбрость. Елаза ее загорелись злобой и жаждой мести.
- Все село закупили вы, братья Матюшкины! И поля ваши, и леса ваши, сказала она, со злобой отчеканивая каждое слово. - А в лесах по ночам и музыка для вас играет! Так то скрипка мертвеца заливается...
Лица братьев позеленели, в толпе тихо охнули бабы, но в наступившей тишине вдруг со звоном посыпались стекла веранды, и Павло, споткнувшись на ступеньках крыльца, выбежал на дорожку.
- Вон! Вон отсюда! Всех вон!.. - гремел за его спиной голос пана.
Ефим поспешно схватил Динку за руку, солдатки, перекрестившись, бросились за ним.
Павло, окруженный со всех сторон встревоженными богатеями, медленно пошел к своему дому. Багрово-красные щеки его тряслись, губы прыгали.
- Ну, Ефим... - прошипел он, злобно сжимая кулаки. - Погоди...
- Сосчитаемся... сосчитаемся... - завертел головой Заходько.
- Обоих треба... Хуторска барышня тоже не об двух головах... - выдавил со злобой Федор Матюшкин. - Стаковались, гады, на хуторе...
- Ефима ко мне! Ефима Бессмертного! - снова появляясь на крыльце, крикнул пан. - Эй, кто там есть? Ефима ко мне послать!..
У забора мелькнула стриженая голова младшего подпаска. Он, опасливо оглянувшись, подтянул штаны и бросился вдогонку за Ефимом.
* * *
Но Ефиму было не до пана. Отойдя подальше от экономии и остановившись за хатой Федорки, окруженный взволнованными солдатками, еще не разобравшими хорошенько, что содержит в себе драгоценная бумага с подписью самого пана, Ефим медленно и торжественно, словно разбирая по складам, перечел им же написанные фамилии, с подробным описанием сирот, которые голодуют и просят милостыню, и только уж потом, подняв вверх бумагу перед заплаканными глазами вдовиц, показал пальцем на небрежную подпись пана и особо выделил слова: 'Коров дать только по выплате, рассрочку до осени...'
- Но вы раньше возьмете! Мы придумаем как! - волнуясь говорила Динка, обращаясь то к бабам, то к Ефиму. - Может, сначала собрать все гроши, у кого какие есть, и выплатить хоть одну корову, пока не накопятся деньги на вторую. Да еще за работу вам, за жнива засчитается...
- Як-то вона каже, Ефим? - обступили Ефима заинтересованные бабы.
Но он вдруг, весело подмигнув, поднял вверх палец.
- Стойте, бабы! Она дело говорит. Ну, мы там сами порешим. Ходимте в мою хату да побалакаем!
Соседки с детьми и старухи с клюками двинулись за Ефимом. Федорка, прижимаясь к плечу Динки, шла с ней рядом.
- Ну, коровы - то особь статья, за коров мы зараз як-нибудь договоримся. А вот чого Павлуха от пана як пуля вылетел, га?
Солдатки зашумели, засмеялись и, опасливо оглядываясь на экономию, шепотом делились предположениями.
- Такого ще сроду не було, чтоб пан своего Павлуху выгнал!
- Видно, яка-то муха пана укусила!
Ефим внимательно посмотрел на Динку. Взгляд его встретился с ее торжествующим взглядом. Ефим поднял брови, усмехнулся.
- Пан просил тебя прийти к нему, - вспомнила Динка.
Ефим снова усмехнулся.
- Я ходил к нему, когда совесть мне приказала, а теперь уж, видно, пан сам придет ко мне!
- Ты думаешь, он придет? - быстро спросила Динка.
- А это уж как его панская совесть подскажет... Може, теперь и придет, бо соромно ему перед людьми... Я так понимаю, что за Маринку разговор промеж вас был? - тихо спросил Ефим.
Динка молча кивнула головой.
- Ну-ну... Разбередила ты панское сердце... Мала пчела, а жалит крепко!
За экономней взволнованно прохаживался Леня. Увидев шумную процессию женщин с детьми и шедшую впереди рядом с Ефимом Динку, он бросился к ним навстречу.
- Ну как?
Динка посмотрела на Ефима.
- Молодец твоя Динка! Со всех сторон молодец! И коров схлопотала, и за правду постояла! - ответил Лене Ефим. - Теперь уж, мабуть, и Павлухе несдобровать.
- А противный он какой, этот пан! - идя с Леней домой, жаловалась Динка. Одну минуту он так обозлился, что даже скулы на щеках заходили... и куда весь его панский лоск делся. Ой, Лень... Я еле выдержала... Кажется, если б не коровы, то отвела бы душу... наговорила б ему такого, что он два дня не очухался бы!
- Так я и думал, - хмуро сказал Леня. - Пан есть пан! Все они одним лыком шиты! И дело тут не в злости или доброте, а в этой помещичьей жилке собственничества и равнодушия к людям. И рассрочка эта на какой-нибудь один месяц, только для видимости... Ну сколько коров они выкупят даже всей артелью? Две, от силы три... Ведь солдатки...
И, заметив, что Динка очень огорчилась, Леня ласково улыбнулся:
- Но ты сделала все, что могла. Не мучайся.
- Двести коров у него... - с ненавистью произнесла Динка.
Глава тридцать седьмая
ПРАВДА САМА СЕБЯ ЗАЩИЩАЕТ
Ефим не пошел к пану. Но под вечер, когда приехавшая из города Мышка снова и снова, во всех подробностях, выслушивала взволнованный рассказ Динки о посещении пана, на террасу вбежала заплаканная Марьяна и, заломив руки, сразу заголосила:
- Ой, пропал мой Ефим! Не даст ему теперь жизни Павле!.. Загубят они его вместе с Матюшкиными! Ой, на что ж тебе було трогать тую гадюку, Динка!.. Загубят они и тебя вместе с моим Ефимом!..
- Что случилось? Марьяна, Марьяна! Где Ефим? - испуганно спрашивали ее Леня, Динка и Мышка.
С трудом удалось им добиться от плачущей Марьяны рассказа о том, как сам пан, не дождавшись
