глаза от черного зияющего входа. — Напоминает очертания женской… как там в стихах у Эйба… «Тасмании».
Поперхнувшись, Коул громко расхохотался, сграбастал Эрин в объятия и от души расцеловал.
— Это я так, на счастье, — извиняющимся тоном сказал он, разжимая руки.
И прежде чем Эрин успела сказать, чтобы он соблюдал максимальную осторожность, Коул исчез в дыре.
Она была не такой уж узкой, как это казалось снаружи. Дыра уходила в толщу породы под некоторым углом, и благодаря этому можно было свободно войти, почти не касаясь стен. Через несколько мгновений Коул из тропической жары перешел в мир сплошного мрака. Остановившись, он зажег спичку и прикрыл ее ладонью. Первое, что он сумел различить, была горка: толстых, кремового цвета свечей. Рядом лежала шахтерская карбидная лампа, какие прикрепляют впереди к шлему, и горючее к ней.
Затем Коулу на глаза попалась ржавая жестянка из-под леденцов.
Коул поднял ее с земли. Его руки заметно дрожали. Внутри что-то громыхнуло. Он смотрел на жестянку, пока догоревшая спичка не обожгла пальцы. Чертыхаясь, он вытащил и зажег другую.
— Эй, Коул, — услышал он голос Эрин. — Как там у тебя, все в порядке?
Он с трудом перевел дыхание.
— Да, у меня все нормально. Слушай, ты могла бы подтащить к входу рюкзак и револьвер?
Эрин с трудом выполнила его просьбу: к ее удивлению, рюкзак был просто неподъемный.
При мысли, что все эти дни, по жаре, под палящим солнцем Коул тащил на себе этакую тяжесть, Эрин охватил стыд. Она-то шла с пустыми руками, даже не думая, как ему тяжело. Продравшись сейчас с рюкзаком сквозь кусты, она подошла вплотную к входу и заглянула в шахту, начинавшуюся в известняковом массиве.
Коул зажигал одну свечу от пламени другой. Когда он протянул Эрин свечу, его рука заметно дрожала, выдавая одновременно и нетерпение, и волнение, справиться с которыми ему уже казалось не под силу.
Поначалу, пока глаза привыкали к полумраку, Эрин могла видеть только стены и пол шахты. Темнота жадно глотала слабый огонь свечи. В отдалении слышался звук падающей воды. Где-то рядом журчал ручей, звуки которого напоминали долгий выдох, издаваемый пещерой в ее долгом ночном сне.
Известняк жил и дышал водой.
— А это что такое? — спросила Эрин, заметив наконец ржавую жестянку.
— Подарок от Эйба.
— Она пустая?
— Нет, там что-то есть.
— Алмазы?! — выдохнула она.
Коул открыл крышку коробочки.
— Нет, не алмазы. Спички. В шахте спички подчас оказываются ценнее алмазов.
В коробке находились плотно завернутые в бумагу тонкие спички. В водонепроницаемом контейнере тоже лежали спички. Развернув бумагу и вытряхнув себе на ладонь содержимое, Эрин прочитала ровные строчки, написанные рукой Эйба:
Прощай же, дитя обмана, плоть от плоти, кровь от крови моей. Не задерживайся здесь слишком долго. Иначе рискуешь не выбраться отсюда».
— Ну что же, ты как будто бы оказался прав, — сказала Эрин — Бриджет и впрямь зачала ребенка от Эйба, а после вышла замуж: за моего деда.
Коул усмехнулся.
— Королева лжи… — Нагнувшись, он принялся копаться в недрах рюкзака в поисках электрического фонарика.
— Вот поэт, черт бы его побрал, — негромко сказала Эрин, складывая стихотворное послание и опуская его в жестянку. — Судя по всему, он был не из тех, кто умел прощать обиды.
— А ты в такой ситуации смогла бы простить?
— Как знать, как знать. — Она пожала плечами, затем вытащила водонепроницаемый контейнер со спичками и положила его в карман.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что простила Ганса? — спросил Коул, положив револьвер рядом с собой на каменный пол.
— Я бы сказала иначе: смогла простить себе свою глупость и доверчивость по отношению к не достойным доверия людям. — Она закрыла металлическую крышку коробочки и поставила ее у своих ног. — И кроме того, если старина Эйб и задумывался о прощении или непрощении, то не иначе, как предварительно хорошенько накачавшись пивом.
Коул повернул к ней голову, и в его светлых глазах отразилось яркое пламя свечи.
— А как же в таком случае быть со мной? Может, простишь меня за то, что в свое время я не задушил Лай?
— Ты не по адресу, Коул. — Эрин взяла пригоршню пузатых свечей и засунула их в другой карман своих шортов.
— Что ты имеешь в виду?
— Этот вопрос следует адресовать тебе, но вовсе не мне.
Несколько секунд в пещере висела тишина, нарушаемая лишь звуками воды, стекавшей тонкими струйками по камням.
Коул надел рюкзак на плечи и повернулся, чтобы идти дальше. Шаги его заглушили тихое журчание воды. Приладив карбидную лампу, он попытался разжечь ее. К. его удивлению, это ему удалось. Занялось ровное спокойное пламя, тотчас же отразившееся на влажных стенах пещеры многочисленными бликами. Он закрыл стеклянную крышку, чтобы неожиданно не потухло пламя.
Отложив лампочку, Коул попытался разжечь еще одну. Это удалось с четвертой попытки. Он приладил лампочку на свой шлем, другую прикрепил к шлему Эрин и передал ей. Свет от карбидной лампы был довольно ярким, и Эрин пришлось сразу же привыкать к тому, чтобы не смотреть на огонь.
— Иди следом за мной, чтобы расстояние между нами было футов десять, — распорядился Коул. — Если впереди будет какая-нибудь дыра, нечего нам падать туда вдвоем.
Эрин прищурилась и, поколебавшись, погасила свечу.
— Ты что, пытаешься меня напугать, чтобы я осталась здесь?
— Вовсе нет. Я просто объясняю, как следует нам себя вести. Когда идешь по известняку, очень трудно определить: то ли под тобой толстый пласт, то ли тончайший слой, хрупкий, как весенний лед, — пояснил Коул. — Только когда поставишь ногу и сделаешь очередной шаг, можно сказать, выдержал камень твой вес или нет.
Эрин с подозрительностью посмотрела себе под ноги. Поверхность камня была неровной. Казалось, она в состоянии выдержать любой вес.
— Может, не будем спешить? Придем в другой раз, когда у нас будут веревки и другие необходимые приспособления? — предложила она.
На это Коул лишь заметил:
— Жди меня у входа. Там безопаснее.
— Ну уж нет.
— Тогда иди за мной, но только след в след. Если пол меня выдержит, тебя-то и подавно.