влито,сколько чугунных лжей…Моё лицо никак не выжметштангуушей… 1968ЯЛТИНСКАЯ КРИМИНАЛИСТИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯСашка Марков, ты – король лаборатории.Шишка сыска, стихотворец и дитя.Пред тобою все оторвы припортовыеобожающе снижают скоростя.Кабинет криминалистики – как перечень.Сашка Марков, будь Вергилием, веди!Обвиняемые или потерпевшие,стонут вещи с отпечатками беды.Чья вина позапекалась на напильнике?Группа крови. Заспиртованный урод.Заявление: «Раскаявшись, насильникана поруки потерпевшая берёт».И, глядя на эту космографию,точно дети нос приплюснувши во мрак,под стеклом стола четыре фотографии —ах, Марина, Маяковский, Пастернак… Ах, поэты, с беззаветностью отдавшиесяситуациям, эпохам, временам, —обвиняемые или пострадавшие,с беспощадностью прощающие нам! Экспертиза, называемая славою,в наше время для познанья нет преград.Знают правые, что левые творят,но не ведают, где левые, где правые… И, глядя в меня глазами потеплевшими,инстинктивно проклинаемое мной,обвиняемое или потерпевшее,воет Время над моею головой! Победители, прикованные к пленным.Невменяемой эпохи лабиринт.Просветление на грани преступления.Боже правый, Саша Марков, разберись… 1968РОЩАНе трожь человека, деревце,костра в нём не разводи.И так в нём такое делается — боже не приведи!Не бей человека, птица,ещё не открыт отстрел,Круги твои —ниже,тише.Неведомое – острей.Неопытен друг двуногий.Вы, белка и колонок,снимите силки с дороги,чтоб душу не наколол.Не браконьерствуй, прошлое.Он в этом не виноват.Не надо, вольная рощица,к домам его ревновать.Такая стоишь тенистая,с начёсами до бровей, — травили его, освистывали,ты-то хоть не убей!Отдай ему в воскресениевсе ягоды и грибы,пожалуй ему спасение,спасением погуби.1968НЬЮ-ЙОРКСКИЕ ЗНАЧКИБлещут бляхи, бляхи, бляхи,возглашая матом благим:«Люди – предки обезьян»,«Губернатор – лесбиян»,«Непечатное – в печать!»,«Запретите запрещать!»«Бог живёт на улице Пастера, 18. Вход со двора».Обожаю Гринич Вилиджв саркастических значках.Это кто мохнатый вылез,как мошна в ночных очках?Это Ален, Ален, Ален!Над смертельным карнавалом,Ален, выскочи в исподнем!Бог – ирония сегодня.Как библейский афоризмгениальное: «Вались!».Хулиганы? Хулиганы.Лучше сунуть пальцы в рот,чем закиснуть куликамибуржуазовых болот!Бляхи по местам филейным,коллективным Вифлеемомв мыле давят трепака —«мини» около пупка.Это Селма, Селма, Селмаагитирующей шельмойподмигнула и – во двор:«Мэйк лав, нот уор!»Бог – ирония сегодня.Блещут бляхи над зевотой.Тем страшнее, чем смешней,и для пули – как мишень!«Бог переехал на проспект Мира, 43. 2 звонка».И над хиппи, над потопомироническим циклопомблещет Время, как значком,округлившимся зрачком! Ах, Время,сумею ли я прочитать, что написанов твоих очах,мчащихся на меня,увеличиваясь, как фары?Успею ли оценить твою хохму?…Ах, осень в осиновых кружочках… Ах, восемьподброшенных тарелочек жонглёра,мгновенно замерших в воздухе,будто жирафа убежала,а пятна от неёостались…Удаляется жирафав бляхах, будто мухомор,на спине у ней шарахнуто:«Мэйк лав, нот уор»! 1968ИЮНЬ- 68Лебеди, лебеди, лебеди…К северу. К северу. К северу!..Кеннеди… Кеннеди… Кеннеди…Срезали…Может, в чужой политикене понимаю что-то?Но понимаю залитыекровью беспомощной щёки!Баловень телепубликив траурных лимузинах…Пулями, пулями, пулямибешеные полемизируют!..Помню, качал рассеянноцелой ещё головою,смахивал на Есенинападающей копною.Как у того, играла,льнула луна на брови…Думали – для рекламы,а обернулось – кровью.Незащищённость вызовалидеров и артистов,прямо из телевизоровпадающих на выстрел! Ах, как тоскуют корни,отнятые от сада,яблоней на балконена этаже тридцатом!..Яблони, яблони, яблони —к дьяволу!..Яблони небоскрёбов —разве что для надгробьев.* * *Суздальская Богоматерь,сияющая на белой стене,как кинокассиршав полукруглом овале окошечка!Дай мнебилет,куда не допускаютпосле шестнадцати…1968ДЕКАБРЬСКИЕ ПАСТБИЩА
М. Сарьяну
Всё как надо – звёздная давка.Чабаны у костра в кругу.Годовалая волкодавкаразрешается на снегу.Пахнет псиной и Новым Заветом.Как томилась она меж нас.Её брюхо кололось светом,как серебряный дикобраз.Чабаны на кону метали —короля, короля, короля.Из икон, как из будок, лаяли —кобеля, кобеля, кобеля.А она всё ложилась чащена репьи и сухой помёти обнюхивала сияющиймессианский чужой живот.Шли бараны чёрные следом.Лишь серебряный всё понимал — передачу велосипедаего контур напоминал.Кто-то ехал в толпе овечьей,передачу его крутя,думал: «Сын не спас Человечий,пусть спасёт собачье дитя».Он сопел, белокурый кутяша,рядом с серенькими тремя,стыл над лобиком нимб крутящийся,словно малая шестерня.И от малой той шестерёнкиначиналось удесятерённосумасшествие звёзд и блох.Ибо всё, что живое, – Бог.«Аполлоны», походы, страны,ход истории и века,ионические бараны,иронические снега.По снегам, отвечая чаяньям,отмечаясь в шофёрских чайных,ирод Сидоров шёл с мешкомс извиняющимся смешком.1969* * *Лист летящий, лист спешащийнад походочкой моей — воздух в быстрых отпечаткахженских маленьких ступней.Возвращаются, толкутсяэти светлые следы,что желают? что толкуют?Ах, лети,лети,лети!..Вот нашла – в такой глуши,в ясном воздухе души.1969УЛИТКИ-ДОМУШНИЦЫУже, наверно, час тому, какрассвет означит на стенеряды улиточек-домушницс кибиточками на спине.Магометанские моллюски,их продвиженье – не иллюзия.И, как полосочки слюды,за ними тянутся следы.Они с
