давно,величественно, нодерьмее, чем дерьмо.Мир мраку твоему.На то ты и поэт,что, получая тьму,ты излучаешь свет.Ты хочешь мира всем.Тебе ж не настаёт.Куда в такую темь,мой бедный самолёт?Спи, милая,дышивсё дольше и ровней.Да будет мир душиизмученной твоей!Всё меньше городок,горящий на реке,как милый ремешокс часами на руке,значит, опять ты их забыла снять.Они светятся и тикают.Я отстегну их тихо-тихо,чтоб не спугнуть дыхания,заведуи положу налево, на ощупь,где должна быть тумбочка…1966НЕ ПИШЕТСЯЯ – в кризисе. Душа нема.«Ни дня без строчки», – друг мой дрочит.А у меня —ни дней, ни строчек.Поля мои лежат в глуши.Погашены мои заводы.И безработица душизияет страшною зевотой.И мой критический истецв статье напишет, что, окрысясь,в бескризиснейшей из системодин переживаю кризис.Мой друг, мой северный,мой неподкупный другхорош костюм, да не по росту,внутри всё ясно и вокруг —но не поётся.Я деградирую в любви.Дружу с оторвою трактирною.Не деградируете вы —я деградирую.Был крепок стих, как рафинад.Свистал хоккейным бомбардиром.Я разучился рифмовать.Не получается.Чужая птица издалипростонет перелётным горем.Умеют хором журавли.Но лебедь не умеет хором.О чём, мой серый, на ветруты плачешь белому Владимиру?Я этих нот не подберу.Я деградирую.Семь поэтических томовв стране выходит ежесуточно.А я друзей и городовбегу, как бешеная сука,в похолодавшие лесаи онемевшие рассветы,где деградирует веснана тайном переломе к лету…Но верю я, моя родня —две тысячи семьсот семнадцатьпоэтов нашей федерации —стихи напишут за меня.Они не знают деградации.1967ЛИBЫ
Л. М.
Островная красота.Юбки в выгибом, как вилы.Лики в пятнах от костра —это ливы.Ими вылакан бальзам?Опрокинут стол у липы? Хватит глупости базлать!Это – ливы.Ландышевые стихи,и ладышки у залива,и латышские стрелки.Это? Ливы? Гармоничное «и-и»вместо тезы «или – или».И шоссе. И соловьи.Двое встали и ушли.Лишь бы их не разлучили!Лишь бы сыпался лесок.лишь бы иволгины игрыосыпали на песоксосен сдвоенные иглы!И от хвойных этих дел,точно буквы на галете,отпечатается «л»маленькое на коленке!Эти буквы солоны.А когда свистят с обрыва,это вряд ли соловьи,это – ливы.1967НА ПЛОТАХНас несёт Енисей.Как плоты над огромной и чёрной водой.Я – ничей!Я – не твой, я – не твой, я – не твой!Ненавижу провалтвоих губ, твои волосы, платье, жильё.Я плевална святое и лживое имя твоё!Ненавижу за ложьтелеграмм и открыток твоих,ненавижу, как ножпо ночам ненавидит живых.Ненавижу твой шёлк,проливные нейлоны гардин.Мне нужнее мешок, чем холстина картин!Атаманша-тихонятелефон- автоматной Москвы,Я страшон, как икона,почернел и опух от мошки.Блещет, словно сазан,голубая щека рыбака.«Нет» – слезам.«Да» – мужским, продублённым рукам.«Да» – девчатам разбойным,купающим МАЗ, как коня,«Да» – брандспойтам,сбивающим горе с меня.1967* * *Нам, как аппендицит,поудаляли стыд.Бесстыдство – наш удел.Мы попираем смерть.Ну, кто из нас краснел?Забыли, как краснеть! Сквозь ставни наших щёкне просочится свет.Но по ночам – как шов,заноет, – спасу нет!Я думаю, что Богв замену глаз и ушнам дал мембраны щёккак осязанье душ.Горит моя беда,два органа стыда —не только для бритья,не только для битья.Спускаюсь в чей-то быт,смутясь, гляжу кругом —мне гладит щёки стыдс изнанки утюгом.Как стыдно, мы молчим.Как минимум – схохмим.Мне стыдно писанин,написанных самим! Ложь в рожицах людей,хоть надевай штаны,но тыщу раз стыдней,когда премьер странызастенчиво замер в ООНперед тем – как снять ботинок.«Вот незадача, – размышлял он. – Точно помню, чтовымыл вчера ногу, но какую – левую или правую?»Далёкий ангел мой,стыжусь твоей любвиавиазаказной…Мне стыдно за твоисолёные, что льёшь.Но тыщи раз стыдней,что не отыщешь слёзна дне души моей.Смешон мужчина мнес напухшей тучей глаз.Постыднее вдвойне,что это в первый раз.И чёрный ручеёкбежит на телефонза всё, за всё, что онимел и не сберёг.За всё, за всё, за всё,что было и ушло,что сбудется ужои всё ещё – не всё… В больнице режиссёрчернеет с простынёй.Ладони распростёр.Но тыщи раз стыдней,что нам глядит в глаза,как бы чужие мы,стыдливая красахрустальнейшей страны — застенчивый укорзастенчивых лугов,застенчивая дрожьзастенчивейших рощ…Обязанность стихабыть органом стыда.1967СТРОКИПёс твой, Эпоха, я вою у сонного ЦУМа —чую Кучума!Чую кольчугусквозь чушь о «военных коммунах»,чую Кучума,чую мочуна жемчужинах луврских фаюмов —чую Кучума,пыль над ордою встаёт грибовидным самумом,люди, очнитесь от ваших возлюбленных юных,чую Кучума!Неужели астронавты завтра улетят на Марс,а послезавтра – вернутся в эпоху скотоводческогофеодализма? Неужели Шекспира заставят каяться в незнании «измов»?Неужели Стравинского поволокут по воющим улицам!Я думаю, право ли большинство? Право ли наводненье во Флоренции,круша палаццо, как орехи грецкие?Но победит Чело, а не число.Я думаю – толпа иль единица?Что длительней – столетье или миг,который Микеланджело постиг?Столетье сдохло, а мгновенье длится.Я думаю…1967ОСЕННЕЕ BСТУПЛЕНИЕРазвяжи мне язык, Муза огненных азбучищ.Время рёв испытать.Развяжи мне язык, как осенние вязы развязываешьв листопад.Развяжи мне язык – как снимают ботинок,чтоб ранимую землю осязать босиком, —так гигантское небоэпохи Батыясковородку земли,обжигаясь, берёт языком.Освежи мне язык, современная Муза.Водку из холодильника в рот наберя,напоила щекотно,морозно и узко! Вкус рябины и русского словаря.Онемевшие залы я бросал тебе под ноги вазами,оставляя заик,как у девки отчаянной,были трубы моиперевязаны.Разреши меня словом.Развяжи мне язык.Время рёва зверей. Время линьки архаров.Архаическим рёвомвзрывая кадык,не латинское «Август», а древнее «Зарев»,озари мне
