– Мне нужно найти работу, – сказала она, не отрывая взгляда от экрана. – Натали наняла меня только до осени.
– И после Дня труда ты свободна?
– Да.
– А куда бы ты хотела поехать?
– Где будет работа. Нищим не приходится выбирать.
Он погладил ее по плечу.
– Зачем так говорить? Ты же художница, фотограф.
– Художники всегда живут в бедности. А я должна кормить, одевать и учить Тесс. – Она со вздохом поднялась. – Я найду себе место. Попытаю счастья в других видах деятельности.
– Например?
– Пойду работать в отель.
Он оторопело уставился на нее.
– В отель?
– А почему бы и нет? Я человек общительный. Буду покупать билеты в театр, заказывать лимузины, советовать гостям, какие достопримечательности посмотреть, какие рестораны посетить. – Она улыбнулась. – Представляешь, мне придется самой пообедать во всех ресторанах, чтобы решить, какой рекомендовать моим клиентам.
– Рекомендации продаются и покупаются.
– Ну, это слишком цинично. Я не стану действовать таким образом и прямо заявлю об этом своему боссу.
– А если вкусы посетителей не совпадут с твоими?
Она пожала плечами:
– И такое может случиться. Нельзя же всем сразу угодить. Мы с Тесс будем жить прямо в отеле. Ты только подумай! Тесс будет еще одной Элоизой. Ей ведь так нравятся эти рассказы. После того как она прочла «Элоиза в Париже», она сразу захотела в Париж. Но Нью-Йорк ей тоже понравится. Мы будем жить в «Плазе»…
Саймон закрыл ей рот поцелуем, что не явилось для нее неожиданностью, если учесть, что последние несколько минут он не отрывал взгляда от ее губ. Но ощущения, которые пробудил его поцелуй, ошеломили ее – он был теплым и нежным и странно знакомым.
Оливии всегда нравилось все теплое и нежное, будь то яблочный пирог прямо из печи, чашка горячего шоколада с пеной взбитых сливок или поцелуй, от которого по всему телу разливается сладкое томление. Он долгий, нежный, и ты хочешь, чтобы он никогда не прерывался, и он тебя пугает, потому что ты не можешь понять, что это такое.
Саймон был изумлен не меньше ее.
– Что это? – прошептала она.
– Это сильнее меня, – шепнул он в ответ и, привлекая ее к себе, провел рукой по ее отросшим золотистым волосам.
– Раньше я носила длинные волосы, ниже плеч. Но в мае мне стало жарко, и я их отрезала. Я во всем такая – нетерпеливая и непредсказуемая. Как и то, что происходит сейчас с нами.
Он медленно провел пальцем по ее губам – где тут непредсказуемость и импульсивность? От его прикосновений ее обдало жаром. Ладонь Саймона скользнула по ее шее к груди.
У Оливии перехватило дыхание. Она прижала его руку к груди, закрыла глаза и прислонилась лбом к его плечу.
– Это что еще такое? – раздался голос за их спиной.
Оливия резко обернулась к двери, испугавшись, что их застала Натали. Но на пороге стояла не Натали, хотя сходство было поразительное – те же рост, фигура, осанка, прическа. Вот только волосы незнакомки были теплого каштанового оттенка, а не седые, как у Натали. Оливия готова была поверить, что видит перед собой Натали на двадцать лет моложе.
Сюзанна усмехнулась:
– А я-то думала, что мама составляет список гостей. Саймон, у тебя щеки горят.
– И у тебя, – спокойно отпарировал он, выступив вперед, как будто пытаясь прикрыть собой Оливию. – Я не знал, что ты приехала.
– Мама тоже не знает. Я приехала вчера вечером. Думала, поднимусь сюда, открою дверь – то-то она удивится! – Взглянув на Оливию, она вопросительно вскинула бровь.
Оливия шагнула вперед – не нужна ей ничья защита! – и, беря пример с Саймона, спокойно протянула руку:
– Оливия.
– Я так и поняла, – заметила Сюзанна, ответив рукопожатием. – На вашем месте могла быть новая горничная, бухгалтер или помощница на ферме. Итак, кто еще уволился?
– Мадалена и Жуакин, – ответила Оливия.
Сюзанна вопросительно взглянула на Саймона, Он снова оттеснил Оливию.
