сухари человекоподобный не съел, но кусок сахару смолотил вместе с рыбой. Видимо, он давно не видел огня, но знал его, вытаращил глаза, мотнул головой и радостно замычал, брякая монетой по зубам.
– Придвигайся! – Я показал на костер. – Грейся.
Он не понял, завороженно уставился в огонь, затем, поджимая связанные ноги, все-таки придвинулся, и на волосатом лице появилась дикая, хищная улыбка – спину ознобило. Если бы не страсть к золоту, и в самом деле сошел бы за снежного человека…
Пламя настолько притягивало его, что он не оторвал взгляда, когда я пил чай и хрустел сухарями, – а это уже серьезно! Сваленные в костер остатки хвороста вспыхнули ярко, показалось, шерсть затрещала от жара, но дикарь не отшатнулся, не закрылся – рот разинул от удовольствия.
Быстро собрав рюкзак и стараясь особенно не отвлекать животину, развязал ему руки, отрезав веревку от спутанных ног. Он не пошевелился, очарованный видом огня, свободные, но безвольные руки так и остались за спиной. Я уходил в ночные сумерки чуть ли не на цыпочках, чтоб не потревожить его гипнотического состояния, и, когда оказался на приличном расстоянии, выбрал место, где между скал, почти до самой реки, выдавался относительно пологий «язык», и пошел вниз.
Уже светало, на востоке разгоралась яркая уральская заря, но костер на хребте все еще горел малиновой точкой. Разглядеть, там ли еще человекоподобный, было невозможно, однако я шел с уверенностью, что пока огонь не погаснет, он не уйдет. Да потом еще полчаса провозится, распутывая веревку на ногах. Я рассчитывал переплыть Манарагу и хотя бы сутки посидеть на другом берегу: вряд ли этот огнепоклонник сунется в ледяную, быструю воду. А там, глядишь, отстанет…
Все еще поглядывая на вершину хребта, уже после восхода солнца вышел на берег, завернул клапана в лодку, стал накачивать… И вдруг услышал отчетливое шипение и обнаружил дыры в трех местах! Эта безумная тварюга пробовала резину на зуб!
Клей и заплатки были, но оставались в тайнике на озере, вместе со спиннингом и пустым рюкзаком, и теперь, хочешь – не хочешь, надо возвращаться. Я спрятал лодку в лесу неподалеку от берега, злой и уставший от потрясений, шел к Ледяному, когда услышал в небе вертолет. Эхо путало звук, и определить, откуда летит машина, было невозможно. На всякий случай залег в камни (делал так всегда в случае приближения любой низколетящей авиатехники) и через минуту увидел тяжелую «шестерку», вынырнувшую из-за хребта с западной стороны и совсем близко от меня. Сразу стало ясно: машина достигла цели и совершала круг перед посадкой, целя на плоский и удобный пятачок в сотне метров от Ледяного озера.
Вот и первые искатели сокровищ пожаловали!
Или те, кто ловит искателей.
А если бы у меня не украли воздух и я сейчас как раз бы плюхался в озере? Что это? Провидение? Чья- то воля, спасающая меня? Опека добрых духов?
Вертолет опустился на землю, однако подпрыгнул и развернулся хвостом к озеру. Створки под брюхом разошлись, спустили автомобильный трап, но выкатили на платформе приличных размеров катер. Людей вышло человек пятнадцать – сосчитать было трудно, мельтешили, и груза вытащили целый курган, после чего машина раскрутила винты и тут же ушла на запад.
Прилетевшие вели себя беспечно, никаких постов не выставили, а видимо, соблюдая некий ритуал, одну бутылку шампанского разбили о нос катера, несколько других бутылок разлили по бокалам, собравшись в кружок, и в тот час с помощью ручных лебедок начали спускать свое судно на воду. Буквально через десять минут катер уже качался на озере.
Люди прибыли предприимчивые, хорошо оснащенные, знающие свое дело и наверняка имеющие официальный статус – ничего не боялись. Два человека пошли с топорами к лесу, еще трое остались возводить палаточный лагерь, остальные поднялись на борт и уплыли к середине озера, где начали делать инструментальную привязку.
Не прошло и часа, как приземлились, а уже восемь палаток стоят, телескопический флагшток с непонятным треугольным штандартом (в бинокль я разглядел лишь якорь), а с катера начал погружение водолаз, обряженный будто космонавт.
С корабля на бал, ни минуты покоя! Все это говорило о том, что работают они здесь не первый год и давно привыкли к этому месту.
От бинокля у меня глаза заломило, но оторваться не мог, будто интересный фильм смотрел. Забыв обо всем, я пролежал в камнях семь часов, пока не подняли водолаза (с пустыми руками), и продрогший, голодный, хотел уйти, однако к вечеру искатели стали осторожнее. Прошла первая радость начала полевого сезона (сам знал по экспедициям, это целый праздник). Пятеро, остававшиеся в лагере, наконец-то занялись охраной, причем весьма серьезно. С юга, от хребта, спуститься к озеру незамеченным и без альпинистского снаряжения было нельзя, высокие скальные обрывы окружали примерно половину периметра, потому охрану организовывали с северной части. На расстоянии двухсот метров от палаток начали что-то растягивать и устанавливать. Полное ощущение, что минные заграждения! Но когда провели испытания (или случайно сработало) и взлетела ракета, стало ясно – армейская сигналка! Помню, сами ставили, когда ловили в подмосковных лесах группы «зеленых беретов».
Не такими уж и беспечными они оказались, иное дело, самоуверенными были, чувствовали себя хозяевами положения. Но если они сигналкой огораживались, значит, их кто-то здесь тревожил. И завербованные егеря работали явно на них, так что этот Тарасов знал, когда начинается сезон работ на озере, и меня принял за комитетчика не случайно: должно быть, перед заброской экспедиции территорию тщательно проверяли и выдворяли всех лишних. Другое дело, снежного человека не могли поймать, потому егерь и сказал о нем.
Романтическим духом искатели не отличались, поужинали и разошлись по палаткам – никакого тебе костра, гитары и песен чуть ли не до утра, как у нас бывало. Двое дежурных или охранников по морскому обычаю спустили штандарт, проверили катер, затушили головни в кострище, и вместе с наступившей тишиной опустилась сумерки – свет белых ночей стремительно убывал. Создавалось впечатление, что это люди на самом деле военные, приученные к порядку, дисциплине и подчинению. В геологии бы, например, в такой торжественный день точно пьянку устроили, каждый бы непременно прихватил бутылочку, а тут ритуально шампанского выпили и успокоились.
Я пролежал в камнях еще часа три, едва удерживаясь от соблазна пойти и бросить камень на сигналку, чисто из хулиганских побуждений, как пишут в милицейских протоколах. И еще от тайной зависти и мести – надо же, у них все есть, вертолеты, катера и водолазы, а здесь стравили последний баллон, и я нынче уже не попаду на дно озера, чтоб рассмотреть колонну. Если там орнамент – своеобразное письмо, язык, зашифрованная информация, тогда было бы открытие мирового значения…
Кинуть камень, перебить тончайшую проволоку, чтоб взлетели ракеты и начался переполох – пусть побегают!
И пожалуй, уговорил бы себя, но кто-то меня опередил: вдруг по всему фронту и почти разом взметнулось и повисло на парашютиках десятка три ракет – светло стало, как днем! Секунду спустя короткими очередями ударил автомат, и в воздухе запел рикошет: по земле стреляли! Не вверх для острастки, а на убой, на поражение, если подвернешься! Потом рыкнула электростанция, включился прожектор и немного позже еще один, на катере. Лучи забегали по скалам и склонам гор, и несколько человек под их прикрытием побежали веером в разные стороны.
Я выбрался из укрытия и, пригибаясь, наугад побежал в сторону логова. Риск наткнуться в темноте на глыбу или сломать ногу на курумниках был большой, но еще больший – попасть в руки искателей. Видно, беспокоят и нападают на них уже не первый раз, поэтому они действуют наступательно и агрессивно. Схватят тут, да еще с кольтом, не отвертеться, все чужие грехи спишут на меня.
Промчался я метров триста без передышки и даже не оступился ни разу – везет! В распадке, у леска, где ночевал когда-то, сел за камень и прислушался: кажется, отстали, только прожекторы все еще рыщут по гряде, достают до склонов Манараги за рекой. Слышатся отдаленные голоса. Прошло минуты три, я отдышался, встал на ноги и неожиданно услышал шорох ног по гравию, близкий и отчетливый – пять метров от меня! Осторожно вынул пистолет, снял с предохранителя: подойдет еще ближе, стреляю перед его лицом, вспышка ослепит – успею отскочить в сторону…
Невидимый человек остановился, несколько раз шумно выдохнул, восстанавливая дыхание, и замер – выслушивал! Кажется, тревога в лагере кончилась, прожекторы выключили, затем с шипением взлетела
