Студневу кликуха Стульчак весьма подходила. По слухам, получил он ее в камере, после первого визита туда за кражу сумки с соседского балкона. В камере отсутствовал евростандарт, и вообще какой-либо стандарт, а параша и подавно не удовлетворяла нормальным требованиям эстетики. Для нормального оправления большого физиологического процесса была необходима дополнительная опора, чтобы не загреметь с конструкции в собственные фекалии. Дополнительной опорой старший по кубрику назначил Пашу Студнева как наименее авторитетного члена экипажа. За что тот и удостоился своего благозвучного погоняла.
На первый раз судья Стульчака простил, ограничив срок наказания временем пребывания под стражей, то есть четырьмя месяцами нахождения в следственном изоляторе. Студневу в неволе жутко не понравилось, и во избежание следующего приглашения туда он решил заручиться поддержкой местных, отделенческих оперов.
Притащился после выхода на свободу в ментов-ку, нарвался на Данилова и шепнул пароль: «Я свой. Был завербован царской охранкой во время пребывания в „Крестах“. Готов к тесному сотрудничеству». Данилову, только что пришедшему на службу в отдел, свои люди были нужны позарез, поэтому от предложения Стульчака он, конечно, не отказался. После недельной проверки со Студневым было подписано соглашение о партнерстве.
Партнером Стульчак оказался никчемным, информация, получаемая от него, больше походила на выдержки из самых желтых газет. Оттуда Паша ее и брал, занимаясь откровенным плагиатом. Но гонорар требовал исправно. Деньги Студнев в основном пропивал — к спиртному агент относился крайне трепетно.
Данилову в конце концов надоело узнавать газетные новости в Пашином пересказе, да еще платить за это государственные деньги, о чем он и сообщил Стульчаку. «Платить буду. Но погодя. Когда проверю донос». Студнев загрустил и обиделся. Он ведь с чистым сердцем, можно сказать, от души… Но увы.
Резко встал.вопрос, где взять на стакан насущный. Данилову эта Пашина беда была до лампады. И решил Паша развязать. Развязал неудачно — на пару с приятелем раздели в парадном инженера, приставив к глотке бедняги ножичек. Сняли немного — пальто 1962-го года выпуска, летние ботинки на утепленной подошве — и отобрали кошелек с квиточками на зарплату за последние полгода. На квиточках и погорели. Приятель Стульчака на следующий день попал в вытрезвитель, где бдительный дежурный, осматривая карманы, наткнулся на квитанции. Утром и приятель, и Студнев уже сидели в камере.
Разбой они забомбили на Даниловской территории, что Алексею было особенно обидно. Свой же «барабан» да на своей земле. Стульчака, тем не менее, это обстоятельство нисколько не смущало. И в тюрьму он садиться не спешил. А посему заявил следователю, что он-де ни при чем. Мол, после первой судимости взялся за честный труд, но товарищ Данилов, вызвав его к себе, поставил условие — или будешь стучать, или сядешь снова. Посадим. Пришлось стучать. А пару дней назад все тот же Данилов на секретной «стрелке» показал фотографию и приказал втереться к человеку в доверие, после чего вместе с ним идти на дело.
«Тебя мы, разумеется, отмажем, а человека оприходуем». Так что я не разбойник, а даже наоборот, как бы свой. И подписочку о негласт ном сотрудничестве я Данилову давал, проверьте у него, пожалуйста. В сейфе должна храниться. Поэтому все вопросы к герру лейтенанту'.
«Герр лейтенант», когда такую трактовку случившегося услышал, обиделся еще больше. Выдернул агента из камеры и по ушлой головушке настучал.
Агент, однако, стойко держался до суда, надеясь на объективность и гуманность. Ни того ни другого он не дождался, получив четыре года усиленного режима. Данилов, который тоже вынужден был выступать в суде и опровергать злобные нападки, после процесса шепнул Стульчаку:
«Еще раз, пидсрачник, в отдел придешь, я из тебя коктейль „Кровавая Паша“ сделаю».
Отсидев положенные четыре года, Стульчак все же пришел. Разумеется, не к Данилову, а к молодому Величко, которому нагрузил то же самое, что и Алексею некогда. «Я свой!» Данилов, случайно заметив Стульчака в коридоре, обещание выполнил и, затащив бывшего агента в кабинет, «Кровавую Пашу» взбил.
Студнев, справедливо возмутившись, кричал, что он теперь сотрудничает со Станиславом Ивановичем, будет жаловаться и писать в газету.
Сотрудничества с Величко после даниловского коктейля он не прекратил, периодически отсвечивая в отделе.
Мало того, Стульчак жил в одном подъезде с Катей, двумя этажами выше.
— Ты опять здесь, пидсрачник? — окликнул Данилов пытавшегося спрятаться в паспортном столе Стульчака.
— Какое вы имеете право обзываться?
— Имею, — Алексей прошел мимо Студнева, решив больше не тратить время на урода.
Минут через пять в кабинет заглянул Величко.
— Слушай, я вот тут написал… Пойдет так? А то Буров цепляется из-за фигни всякой.
— Что написал-то?
— Сообщенку. Слышал же, раскрытия по оперданным требуются. 'Сообщаю, что 26 февраля мне позвонил домой случайный знакомый Буковский Константин, шестьдесят девятого года рождения, проживающий там-то сям-то, и доверительно сообщил, что только что убил человека, а второго тяжело ранил на почве изнасилования его жены. Собирается уехать в другой город и отлежаться. Агент «Хобот». Мероприятия. «Немедленно задержать Буковского и принять меры по изобличению». Пойдет?
— Кого это ты «Хоботом» обласкал? Стульчака, что ли?
— Ага, его. Ну как текст?
— Не майся ты идиотизмом. Нашел на кого сообщенки принимать. Тем более от этого пидсрачника. Не вздумай «бабки» ему за это отстегнуть.
— Но ведь требуют же… По оперданным.
— Иди ты…
Посланный Величко ушел.
«Случайный знакомый доверительно сообщил, что замочил человека… Горячка белая».
День пролетел быстро — Данилов разбирался с материалами, мотался по адресам, в райуправление. После работы встретил Катю. Поехали к нему. Матери сегодня дома не было, ночное дежурство в больнице. Ночевать остались у Алексея.
По пути на работу Катя заскочила к приятельнице, вернуть долг. Две недели назад она заняла денег, чтобы купить Лешке в подарок обалденный голландский бритвенный набор. Дорогой, но своим в магазине продавали без наценки. У Лешки скоро день рождения, лучше подарка и не придумать. Домой она подарок, конечно, не понесла, оставила на работе, в столе у заведующей. Вчера Катя получила аванс и сейчас отдала почти все деньги, оставив себе небольшую сумму на текущие расходы. Ничего, в крайнем случае можно будет перехватить у девчонок.
Алексей накануне звонил несколько раз Сметанину, но тот был в разъездах.
Сегодня удалось застать.
— Привет, прокуратура. Данилов это.
— Здравствуй.
— Я по Буковскому беспокою, помнишь такого? Что планируем-то?
— Как что? В тюрьму. Сегодня предъявлю обвинение, и в «Кресты».
— Погоди, погоди… Какие «Кресты»? Это раненого надо туда отправить, когда поправится, а мужика-то за что?
— А бегать и искать ты его будешь, в случае чего?
— Да никуда он не убежит. Это ж не братан и не урка. Нормальный пацан по жизни.
— Ты его один раз видел. А совершил он, между прочим, убийство. Мокруху.
— Мокруха мокрухе рознь. Состояние аффекта, в конце концов. Вообще надо дело прекратить.
— Вот пускай суд и прекращает. Я вас, если честно, не понимаю. Один кричит «закрыть», другой — «отпустить». Вы между собой договоритесь сначала.
Данилов смутился:
— Кто закрыть просил? Величко?
