умудрялись сохранять это в тайне. Марина ничего не знала – в этом можно было не сомневаться. И уж тем более, не вызывало сомнений, что об этих тайных развлечениях ничего не знал Василий.
«Но каков Илюшка! – с невольным восхищением подумала девушка. – Какой конспиратор! Молчал, как рыба об лед! С ума можно сойти! С шести лет виделся с отцом и ни слова не сказал! А как он держался с Васькой?! Сын и сын – кто бы стал сомневаться… Нет, этот парень не так прост, как я всегда думала. Я его просто недооценивала! Катькины штучки просто ничто по сравнению с этим…»
Пятидесятирублевая бумажка тоже оказалась загадочной. Она не была подписана, на ней не было ничего, что отличало бы ее от других бумажек той же стоимости. Но видно, она имела какую-то особую ценность для мальчика, раз он хранил ее и не потратил – хотя карманные деньги выдавались детям очень скупо. Василий, правда, был бы не прочь снабжать детей деньгами, но его жена была против этого. Она считала, что деньги только развращают детей. Они могут купить себе что-нибудь неподходящее.
Ключи Алина отложила в сторону. Она видела их впервые, и они вовсе не были похожи ни на ключи от квартиры Марины, ни от квартиры бабушки и дедушки. С ними еще предстояло разобраться. Правда, она подозревала, что если Илья захоронил эти ключи в могиле, то они уже не имеют для него значения. Может быть, ими нечего отпирать?
А вот адрес ее по-настоящему озадачил. В этом районе не жил никто из известных ей людей. Царицыно – она и не бывала там ни разу. Правда, как-то ее звали в парк посмотреть на какую-то выставку в музее, но она не пошла. Почему – уже не помнила.
– Слушай, – Эдик наконец не выдержал. – Что все это значит?! У тебя такое странное лицо!
Алина недоуменно посмотрела на него – она успела забыть, что рядом кто-то есть:
– Да ничего это не значит. Изучаю находки.
– Какого черта ты меня сюда привезла? – Его голос набирал обертоны. Теперь Эдик возмущался. А ей было смешно. – Стоило переться в такую даль, чтобы выкопать дохлую собаку и эту вот фигню!
Алина пожала плечами. Уложила находки в конверт, сунула его в сумку. Встала, проверила, надежно ли перекрыт газ. Ее сестра всегда боялась пожара на даче, и перекрывать газ при отъезде было старым, заповедным правилом.
– Давай вернемся в Москву! – предложила она.
Ну какое же у него стало растерянное лицо! Она едва не расхохоталась, увидев, какие он сделал глаза. Неужели рассчитывал на романтическое приключение? Да с кем? С ним? «Нет, мужики все-таки чокнутые, – подумала Алина. – Они могут выглядеть как угодно плохо, могут спиться, говорить глупости… Но при этом почему-то считают, что имеют право на любовь. И даже на поклонение! А почему бабы, когда начинают стареть и дурнеть, сразу впадают в панику? Неужели самокритика у них выше?!»
– Тут больше нечего делать, – как можно мягче объяснила она. Ей все еще было его жаль. – Понимаешь, я в самом деле сейчас думаю только о своих племянниках. Дети пропали – это очень серьезно.
Эдик буркнул, что этим должна заниматься милиция.
– Она и занимается, – солгала Алина. – Только нельзя опускать руки только потому, что кто-то еще думает о детях.
– А что – они сироты? – мрачно произнес он. – Почему ты о них беспокоишься, а их мама – нет?
Алина страшно рассердилась. Она от души пожелала Эдику, чтобы ему тоже когда-нибудь пришлось о ком-то беспокоиться, и он услышал нечто подобное. Впрочем, о ком ему переживать? Своих детей у него нет, а на чужих – плевать!
Он вскочил – это задело его за живое:
– Слушай, не делай из меня сволочь! Я, может, когда-то хреново с тобой обошелся, но это еще не повод…
– Повод, – отрезала девушка.
Они помолчали.
– Если ты в состоянии сесть за руль – едем в город, – сказала она, немного успокоившись. Для этого пришлось приложить немалые усилия. У нее внутри все дрожало.
Эдик обиженно ответил, что он в состоянии сделать что угодно. Пусть она не думает, что какая-то бутылка водки может выбить его из колеи.
Алина усмехнулась:
– Подумаешь, нашел чем хвалиться! Это же просто значит, что ты алкаш!
Он взбесился так, что она убедилась – Эдик и впрямь спился. На человека, который выпивает время от времени и может остановиться, такое прозвище впечатления не производит. А вот алкоголики обижаются – что да, то да.
– Я тебя за полчаса довезу! – продолжал обижаться Эдик.
Алина попросила не торопиться на тот свет. Ей не так уж важно, за какое время они доберутся до места, главное – приехать туда живой. А полчаса могут обернуться очень плохо – особенно если учесть вечернее время и туман.
А за окнами было туманно. Сад погрузился в серую плотную вату, как будто его переложили ею, чтобы не было порчи. Алина тщательно заперла дом, бегло осмотрев перед этим комнаты. Не было никаких следов того, что кто-то тут побывал. Она вовсе не успокоилась на этом – просто наступила та стадия, когда и беспокоиться не имеет смысла. Все эти дни она жила в напряжении, не имевшем выхода. Теперь выход был. Говоря термином собаководов – она взял след. Слабый, пахнущий землей, может быть, неверный… Но он точно относился к детям. К Илье.
Когда они въехали в город, Эдик стал волновался. Она прекрасно видела это – ему до смерти хотелось от нее избавиться, чтобы все снова стало просто и понятно. Но как это сделать – он не знал. Алина молча забавлялась – как мужику не повезло! Он надеялся, что встретится с прошлым, будет какое-то романтическое приключение, эффектный поворот… А пришлось заниматься чужими делами, да еще – без всякого интереса к его персоне.
– Ну куда теперь? – спросил он, остановив машину перед очередным светофором.
Она развернула слежавшийся лист бумаги и показала ему адрес:
– Вот сюда. Знаешь, как доехать?
«Вот сюда» – это было далеко, на другом краю Москвы. Эдик, однако, даже не думал сопротивляться. Он только обреченно вздохнул и о чем-то задумался.
– Если у тебя нет времени, так и скажи. – Алина не выдержала и сдалась. Нужно знать меру. Он, в сущности, перед ней не виноват, так за что ему расплачиваться?
– Я просто думаю, как быстрее доехать, – ответил он.
Алина отметила, что он был почти трезв. Хмель выветрился удивительно быстро – наверное, в тот самый момент, когда он откопал дохлую собаку. У него были такие глаза… Когда глаза расширяются до крайних границ, определенных природой, места для алкоголя в организме уже не остается.
Она улыбнулась:
– Старая любовь не ржавеет, так?
Он вздрогнул и попросил достать карту. Они были на месте минут через сорок – и нужно признаться, Эдик сделал для этого все, что мог.
Дальше нужно было идти пешком. Алина увидела на одном из панельных домов название нужной улицы, но судя по дроби нужный дом был где-то в глубине огромного двора. Она нерешительно вышла из машины, остановилась. Хлопнула дверца – Эдик пошел за ней.
– Ты можешь не провожать, – слабо возразила она. На самом деле ей очень хотелось, чтобы рядом кто-то был.
– Ничего, проветрюсь.
Он взял ее под руку. Тепло его руки оказалось таким знакомым, что она с трудом удержала себя от сентиментальных воспоминаний. Последнее, что забываешь о человеке, – это его тепло. Все остальное выветривается, как и алкоголь. Только чуть медленнее.
Они пошли искать дом. В потемках это трудно было сделать – номера на домах не освещались, хотя конструкция табличек это предполагала. Район был спальный, весьма неприглядного вида. Алина боялась таких мест – здесь ощущаешь себя ничтожеством, муравьем, и дело вовсе не в том, что в таких домах крохотные кухни или плохо топят зимой. Просто здания чересчур похожи друг на друга – и боишься, что
