следующий поезд.
– Один, – ответил Карл, и Понти кивнул.
Они вошли в вагон и огляделись по сторонам, но ничто не вызвало их подозрений. Понти взглядом попросил Карла остаться у двери; через минуту они вышли на станции 'Кристинеберг', как раз когда дверь закрывалась.
– Ты сказал 'один', это и есть одна остановка. Я – один, меня не преследуют, ты знаешь это, – заключил Понти.
Карл кивнул.
– Где ты научился всему этому? – поинтересовался он, направляясь к выходу из метро.
– Ты моложе меня на несколько лет и не помнишь. Но в конце 60-х – начале 70-х годов СЭПО постоянно висела у нас на пятках. Нас научил the hard way[44]. А в пропалестинском движении нас к тому же мучил поток иного сорта информаторов. Ну, чего ты хочешь? Зайдем в дворцовый парк?
– Пойдем в другую сторону, – с улыбкой ответил Карл на ироническую улыбку Понти, подразумевавшую 'ну что ж, поиграем'.
– Зачем ты ездил в Осло, зачем подшутил над нашими сотрудниками? Не буду перебивать тебя, но хочу знать об этом в мельчайших подробностях, чтобы поверить тебе и все понять.
– Это допрос?
– Нет. Но мне важно знать. Потом, возможно, я расскажу почему. Все зависит от...
Понти молча продолжал идти рядом с Карлом, потом жестом спросил, куда идти дальше. Карл кивком показал вперед, и они растворились в темноте.
Рассказ Понти был абсолютно логичен. Он ездил в Осло на переговоры с НРК[45], хотел продать им телерепортаж из Афганистана как свободный журналист. Шведское радио и телевидение не соглашались на служебную командировку в Афганистан из-за споров о дополнительной оплате за риск (возможный профессиональный ущерб) и других шведских штучках. Описывать эту войну можно лишь в условиях, принятых для свободных журналистов. А они делали исключение только для рассказа о латиноамериканских войнах.
Такой репортаж будет стоить денег, необходимо иметь задаток, а задаток выплачивается небольшими порциями уже из-за других профсоюзных правил. Поэтому Понти и связался с сотрудниками Норвежского радио, ездил в Осло и даже заключил договор с ними. Они приходили к нему в гостиницу как раз перед ленчем, так что просидели и проговорили там несколько часов подряд. Потом Понти договорился встретиться со своим хорошим другом из норвежской газеты 'Дагбладет', редактором международного отдела. Нет, он звонил ему еще до отъезда в Осло из Стокгольма. Да, а еще о такси – его уже и тогда преследовали? – так вот, когда такси подошло к улице Карла Юхана, Понти вспомнил, что от станции 'Колсос' всего несколько коротких остановок до 'Монтебелло', а там лишь подняться наверх. Он пожалел, что взял такси, и вышел из него.
И весь вечер он просидел у редактора международного отдела газеты 'Дагбладет', они хорошие друзья.
На следующий день он ждал встречи со знакомым писателем, его звали Ион Михелет, тот должен был позвонить в гостиницу, чтобы вместе пообедать, если у его дочери перестанет болеть горло. Но друг не позвонил, и тогда Понти решил купить несколько рождественских подарков жене. Тут он обнаружил, что его преследует некто, над головой которого большими буквами было написано: НОРВЕЖСКАЯ ПОЛИЦИЯ БЕЗОПАСНОСТИ НЕСЕТ СЛУЖБУ.
– Я почти обрадовался, так давно они этим не занимались, – хохотал Понти. – Ну, когда я увидел их, то решил отработать всю стандартную программу и начал с большого универмага.
– С секции стекла, – смеялся Карл.
– Вот именно. Я выполнил все: и примерку перчаток, и женское белье, и все такое. Но когда мне показалось, что второго выудить не удастся, я заказал билет на следующий самолет и отправился в аэропорт со своими наблюдателями, наступавшими мне на пятки.
– А зачем ты подшутил над ними?
Очень просто. Решив отыскать объяснение интереса к нему полиции, если таковой имелся, он купил свежие газеты и узнал, что в той же гостинице, где останавливался он, должны были разместить израильскую делегацию, и все стало ясно. Его приняли за террориста.
– Ладно, а зачем понадобился прощальный привет? – упрямился Карл.
– Хотел показать им, что все понял и что все это лишь дурацкое недоразумение. Примите, мол, это за шуточное выражение дружелюбия. Если бы я действительно был террористом, не стал бы шутить, мне это казалось очевидным.
Они некоторое время шли молча.
– Верю тебе, – сказал наконец Карл. – Но хочу прокрутить всю эту историю до того, как ты теоретически мог что-нибудь подстроить. Как нам поступить?
– Это не мое дело. Ты можешь поставить меня в неловкое положение, но в неловком же положении окажется и 'фирма'.
Карл оторопел, услышав, сколь легко Понти пользовался внутренним сленгом государственной службы безопасности. Они стояли рядом с телефонной будкой.
– У тебя есть монеты по одной кроне? – спросил Карл. Оба полезли в карманы и набрали десяток монет. Карл извинился и вошел в будку, а Понти вежливо отошел на расстояние, где его было хорошо видно, но он ничего не слышал. Карл позвонил Хестенесу в Осло и попросил его взять лист бумаги и ручку.
Разговор занял не более пяти минут.
– Теперь моя очередь задавать вопросы? – спросил Понти.
