Карл молча кивнул.
– Зачем все это? – спросил Понти.
– Потому что я должен был знать, что у тебя есть естественное объяснение поездки в Осло, объяснение, которое можно проверить и оставить тебя в покое, а заняться кем-нибудь другим.
– А это зачем? – снова спросил Понти.
Они близко подошли к воде. Было холодно и звездно, на мосту пусто. Ни единого человека поблизости. Карл молчал довольно долго, взвешивая все плюсы и минусы своей профессии. Он еще ни одному человеку не рассказывал, чем он занимался в парке у моря, к северу от Сан-Диего, а там он часто ощущал, что одна очень близкая ему женщина в конце концов убедилась, что он изменил ей и обманул ее.
Он считал, что не обязан подробно информировать Понти, а кроме того, это было бы опасно, ведь Понти – журналист. Но Понти знал много полезного. И было бы интересно задать ему и другие вопросы. И тут Карл решил усугубить свою 'служебную ошибку'. Понти стоял чуть поодаль и ждал, не повторяя вопроса.
– Вот как обстоят дела, – начал Карл и сделал глубокий вдох. – Описание личности убийцы очень схоже с твоим. Убийца вполне успевал на девятичасовой рейс в Осло. Есть повод полагать, что Фолькессон вышел на след террористической акции. Возможная мишень – израильская делегация в Осло.
Карл остановился, начиная сомневаться. Он не мог видеть выражение лица Понти, заметил лишь, как тот тряс головой.
– Вы, черт меня дери, с ума сошли; сначала я должен был застрелить Акселя Фолькессона, которого, кстати, знал довольно хорошо. Вы должны были считать меня чертовски жестоким террористом, чтобы свести концы с концами. А когда я – surprise-surprise[46] – к своему удивлению, обнаружил, что норвежская полиция действительно охраняет израильтян, на что, конечно, можно было рассчитывать, то мне следовало бы собрать свои вещички и отправиться обратно в серые будни Стокгольма. Нет, способности «фирмы» вновь сдали. И как вам все это удается, как вы еще существуете?
– Я один из тех, кто занимается расследованием этого дела, мы все время сомневались в этой версии. И я решил встретиться с тобой вот так, наедине, рискуя при этом многим. Если это станет известно, меня выгонят. Надеюсь, ты понимаешь?
Понти медленно пошел вдоль берега, мимо купальни и детского парка с качелями, поскрипывавшими от слабого ветра. Карл следовал за ним, продолжая объяснять.
– Занимаясь этим делом, мы не думали об этом, и я сам делал все, что мог, чтобы найти объяснение, какого черта ты помчался в Осло, но помешали наши норвежские коллеги.
– Каким образом?
– Они не обращали внимания на простых норвежцев, входивших в гостиницу. Они исходили из того, что связываться ты будешь с кем-нибудь из арабских террористов и не в гостинице, а в городе. Они и не заметили этих двоих из Норвежского радио, все так просто. Кроме того, остались формальные подозрения против тебя. Нет, не у тех, кто занимается расследованием, а у... да, в другом месте на 'фирме'.
– Нэслюнд, – фыркнул Понти. – Существуют две вещи, из-за которых я презираю вашу 'фирму'. Одна чисто личная – охота на нас начиная еще с 60-х годов. А вторая – откровенное презрение обычного шведского налогоплательщика, который просто обязан потребовать, чтобы такой деятельностью руководил не идиот. А у вас кто? Герой Юккасйерви! И на это мы должны еще выкладывать наши денежки?
Понти сел на маленькую скамеечку детской карусели, оттолкнулся, и она, заскрипев, начала двигаться.
– Ты собираешься задержать меня минимум на час, да? – спросил он. – Я имею в виду – пока ваши норвежские коллеги выставят себя дураками, связываясь с 'Дагбладет'?
– А это не помешает поездке в Афганистан? – спросил Карл, чтобы не отвечать на совершенно точный вывод, сделанный Понти.
– Она состоится, думаю, летом. Зимой невозможно, трудно пробираться по горным тропам. Выезд назначен на середину лета. Если меня не посадят за убийство полицейского.
– Нет, такой опасности нет. А у тебя есть какие-нибудь идеи по поводу убийства Фолькессона?
– Могу исключить русских, но это все. Чем, собственно, занимался Фолькессон, ты знал?
– Только приблизительно. Он отвечал за Ближний Восток.
– Садись, я расскажу тебе немного о Фолькессоне, знал-то я его более двадцати лет.
Карл сел напротив него на скамейку карусели, продолжавшей крутиться.
Начало истории Карл знал. Фолькессон и Роффе Янссон пришли к ним в один прекрасный день и наладили контакт с тогдашней пропалестинской группой в Стокгольме. Идиллическое это было время, а 'террор-отдел' 'фирмы' состоял в сущности из двух человек. Но с годами отдел разросся и стал одним из крупнейших на 'фирме', к тому же различные иностранные службы безопасности начали поставлять свои идеи и заказы, требовать услуги за услуги, да в таком объеме, что заграница стала решающим фактором влияния на деятельность 'фирмы'. Обычные методы работы уже не подходили. Кроме того, каждый въезжающий в Швецию политический беженец обязан был представлять полное описание своей жизни в полицию, а значит, и Управлению по делам иммиграции, то есть Фолькессону. А он, в свою очередь, заставлял этих беженцев становиться информаторами; у него была власть, он определял, останутся они или не останутся в Швеции, смогут они привезти сюда жену или дядю и так далее.
– И самое неприятное во всем этом то, что если оставить в стороне моральные аспекты и постараться посмотреть на это чисто практически, кто угодно из этих информаторов мог стать убийцей. Насколько я понимаю, убийство могло быть актом личной мести, превратившейся в политический террор. Вы проверяли конюшню информаторов Фолькессона?
– На это я не хочу отвечать, – сказал Карл, при этом подумав, что на 'фирме' такая идея никому не приходила в голову. – А что ты думаешь о гипотезе, связанной с палестинской организацией?
Понти пожал плечами.
– Она мне кажется невероятной, но и ее исключать нельзя. Среди палестинцев существует чертовски
