— Резко замолчал, и еще рука у тебя дрогнула.
— Я чувствую себя доктором Ватсоном, присоседившимся к Шерлоку Холмсу. Похоже, я еще пожалею, что с тобой связался.
— Это я ой как пожалею, что с тобой связалась, — возразила она. — А не мог бы ты идти помедленнее? Не у всех же такие длиннющие ноги.
— Прости. Вот и поезд. Стой тут. Я пойду отыщу наши места и уложу вещи. Потом заберу тебя.
— Хочешь сесть у окошка?
— Чтобы любоваться видами?
— Нет, чтобы тебя не задевали сумками.
— Ой… извини, что вредничаю. Мне как-то не по себе. Все такое незнакомое.
— Не волнуйся. Пальто снимешь? Я положу его в сетку — она над головой.
— Спасибо. — Марианна вручила ему пальто и уселась.
— Места напротив свободны, можно вытянуть ноги.
— Я уже вытянула.
— Прости, я забыл, что другим для ног требуется меньше пространства. Я еще и поэтому предпочитаю сидеть у прохода. — Он устраивается рядом, и Марианну врасплох застает прикосновение его тела, сиденья узкие, отодвинуться невозможно.
— Когда мы будем в Инвернессе?
— Примерно в середине дня. Поедим, и сразу на Скай.
— Тебе не терпится показать мне твой остров?
— Это настолько очевидно?
— Да. Даже мне.
— Какой же он мой? Я всего лишь страж, так сказать опекун.
— Ты же там почти не бываешь.
— Да, грешен. Но, когда бываю, стараюсь заботиться.
— О ком?
— О тварях малых и больших…[15] не то чтобы забочусь. Они сами о себе неплохо заботятся. Я слежу, чтобы все было как было, чтобы не нарушили ничего. Не опекун, а скорее смотритель. По совместительству, — добавил он.
— И что же ты делаешь?
Кейр задумался.
— Стараюсь не впускать двадцать первый век.
— Гм… по совместительству, говоришь… тогда ты с ним точно не справишься.
Поезд замедлил ход, и Марианна обернулась к Кейру:
— Подъезжаем к станции?
— Да. К Перту.
— Ворота, ведущие к Высокогорью. — Она улыбнулась. — Мне нравится, как его произносят шотландцы. Пэарт. Гораздо мелодичнее звучит. Чем, например, Парт, похоже на отрыжку… О-о, кажется, гремит тележка с чаем и кофе. Мне, если можно, кофе. А ты что будешь?
— Она еще далеко. Когда подъедет, возьму два кофе.
— Ждешь звонка?
— Откуда ты знаешь?
— Все время хватаешь телефон. Слышала, как ты его взял и как снова положил на столик.
— Жду звонка? Вообще-то еще надеюсь, что его не будет.
Марианна подождала объяснений, но он молчал. Тогда она спросила:
— У вас там много бывает гостей? На Скае?
— У меня лично? Или ты имеешь в виду туристов?
— У тебя лично.
— Не сказал бы, что много. Ты первая.
—
— Несколько лет бываю там только наездами.
— Тем более кого-нибудь бы позвал.
— Предпочитаю одиночество. В принципе, — добавил он.
— А я-то размечталась, что еду в отпуск, отдохну. А тут такая ответственность…
— Потому что ты первая гостья?
— Вот именно. Как подопытный кролик.
— Скорее как первооткрыватель.
— Ты прихватил меня, потому что я слепая? Захотелось сделать что-то доброе? По-моему, у тебя неизжитый комплекс бойскаутского детства.
— Прихватил я тебя, потому что ты первая из моих знакомых, кто способен, по-моему, воспринимать мир так же, как я.
— Чем мне его воспринимать-то?
— Человек воспринимает мир не только глазами, но и всем телом, и разумом.
Она нахмурилась.
— Что-то я не очень поняла.
Повернув голову, Кейр вгляделся в ее неподвижный, на фоне мелькающих пейзажей, профиль. По этой затаенной напряженности он понял, как Марианна взволнованна, как внимательно его слушает, и в который раз Кейр почувствовал растерянность, не зная, каким образом выразить то, что говорят глазами. Он перевел взгляд на маленькое ухо, с которого она убрала пепельно-белокурую прядь. Но один тонкий завиток все же выбился из-за изящной розовой раковины, и лег на щеку, он мерно покачивался в такт покачиванию вагона.
Кейр наклонился и почти шепотом стал говорить ей прямо в ухо:
— Звук проникает внутрь. И запах тоже. Ты услышала погромыхиванье тележки, и твое тело отреагировало на него. Ты уловила аромат кофе, и тебе захотелось его выпить. И на прикосновения твое тело тоже отзывается. Для верзилы вроде меня эти сиденья слишком узки, и ты чувствуешь, как мое плечо прижимается к твоему, верно?
— Да, чувствую.
— Если бы мы не были знакомы, ты восприняла бы это как насильственное вторжение в твое пространство. Впрочем, возможно, ты так это и воспринимаешь.
— Ничего подобного. Мне так даже спокойнее. Я знаю, что ты здесь.
— А когда смотришь, тело не задействовано. У глаз нет физического контакта с увиденным, никакого проникновения в организм.
Марианна чуть сморщила губы:
— А воздействие световых лучей на сетчатку?
— Согласен. Но ведь сам этого не ощущаешь. Когда что-то видишь — я говорю сейчас о зрячих, — этот процесс совершается
— Потрясающе! Что ж, придется поверить тебе на слово.
Кейр развернулся и стал разглядывать пассажиров: кто-то читал, кто-то дремал, кто-то настукивал эсэмэски, а между тем поезд, миновав Перт, снова вырвался на сельские просторы.
— Это не у тебя ограниченное восприятие, Марианна. Это те, кто видят, частенько не умеют видеть.
Она улыбнулась:
— Ясно, ты прихватил меня именно потому, что я слепа.
Он наклонился к ней, и его плечо сильнее прижалось к ее плечу, Марианна невольно отпрянула, отодвинулась к окну. Кейр тоже отодвинулся, и это на миг ее раздосадовало.
— Если бы ты могла увидеть деревья, ты продолжала бы их трогать?
