—
непонятно. Опытные экономисты пытались разобраться. Дулечки. Тайну знают только немцы.
Немцы вообще много чего знают. Например, как оказать первую необходимую помощь
хомяку при зубной боли. Приобрести грызуна там?—?головняк, сравнимый с оформлением
субсидии по безработице здесь.
Наши купили хомячка. Полдня оформляли бумаги. Что-то среднее между паспортом, гарантийным талоном и инструкцией по эксплуатации: возраст, полное имя, особые приметы; как кормить, чем кормить, когда делать прививки, кому звонить в случае болезни левой
задней лапы, кому насчет правой передней; не мочить, в банке не держать, крышкой не
накрывать, феном не сушить, в микроволновке не разогревать; к огню не подносить; хоронить
в случае безвременной хомячиной кончины там-то. В финале покупатели подписывают
трогательную бумагу: «Обязуюсь любить, холить и лелеять. Точка».
Немцы?—?не бюрократы, скорее педанты, говорит сестра. Они долго не могли привыкнуть к
тому, что все ходит точно по расписанию. Графики маршрутов транспорта точны до маразма, в
смысле до секунд. Так и пишут: «Автобус прибывает в 16.40.30». И не дай бог ему прибыть в
16.40.50. Недовольные пассажиры тут же сообщат куда надо. На крайняк?—?везде
видеокамеры. Стукачество не зазорно. Павлик Морозов, сто пудов, был немецкого
происхождения.
Соседи?—?страшные люди. Заносить в дом дорогую вещь опасно. Если телевизор, по
мнению соседей, слишком дорогой для эмигранта, его лучше покупать и заносить в дом
ночью, пока они спят. Настучат. Социальные работники тут же примчатся: «А ну-ка, ну-ка, скок
стоит?!»
Наши, по неопытности, продают на родине дома и квартиры, вывозят нетрудовые доходы, покупают песцовые шубы и гуляют в них днем, при соседях. Потом долго возмущаются
несправедливостью немцев, которые пособие им урезают.
Если ты на «социале»?—?должен быть бедным. Это аксиома. Не обсуждается.
Соседи между собой почти не общаются. Только на предмет уборки подъезда. Когда мои
въезжали в квартиру, сразу же выбежала тетка-немка и сообщила: «Мы тут по графику
убираем, следующая неделя ваша». В уборке важно не просто убирать, а убирать громко.
Греметь ведрами, ронять швабры. Если тихо, непременно спросят: «Вы что?—?не убирали»? Для
них наше «Там и так чисто»?—?не аргумент. Немцы не то чтобы совсем не сорят, просто
убирают часто, как результат?—?у них маниакально чисто.
Заветная мечта эмигранта?—?работа. Работа?—?синоним слова «свобода». Работать круто.
Если русский у русского спрашивает, чем занимаешься, и тот неожиданно отвечает:
«Работаю!»?—?второй непременно восклицает: «Та ты шо!» (или «че»?—?в зависимости от
региона). Вопрос «Где?» второстепенен. Работа?—?это, прежде всего, возможность взять
кредит, как следствие?—?построить дом, купить машину и перестать, наконец, оправдываться
перед теми, кто тебя содержит, за нецелевое использование хозяйских средств.
На работу устроиться запросто. Главное?—?знать язык. Но 95% работы?—?ручной труд.
Уборка, ремонт?—?в общем, обслуживающий персонал у немцев. Но всегда есть возможность
карьерного роста. То есть если ты парикмахер и много учишься, то обязательно станешь
старшим парикмахером, потом самым старшим. К старости непременно директором
парикмахерской. А потом?—?пенсия, ролики, парки…
Мы проболтали с сестрой целую ночь. Какой вывод я сделала? Эмиграция?—?это смена
одного пакета проблем на другой пакет проблем. Выбор пакета?—?это и есть пресловутая
свобода выбора.
P. S. Пошла провожать сестру в соседний дом. Пришлось вернуться. Забыли простынь.
ЗАЛОЖНИЦА ЧУЖОЙ ВОЙНЫ
На один день я стала заложницей войны. Чужой войны.
С разницей в несколько часов каждый из них пытался доказать мне, что второй говорит
неправду. Мужчины никогда не видели друг друга. Меня потрясла их похожесть. Они
одинаково нервничают, когда говорят о войне, у них одинаково дрожат руки, когда
вспоминают о семьях, они одинаково вздрагивают, когда звонит телефон, они говорят
одинаковые фразы. Слово в слово. Я спросила:
—?Почему?
—?Мы защищаем свою страну,?—?ответили оба.
