В моей душе царил мрак…
Глава 25
Мне нужно было где-нибудь уединиться. Лучше всего – в безопасном месте. И успокоить нервы хорошей дозой спиртного. У меня было такое чувство, что еще немного – и я съеду с катушек.
Каролина! Она в городе и общается с этой прошмандовкой Ланой.
Бред… Бред! Такого просто не должно быть. Неужели Каролина каким-то образом замешана в убийстве Баландина?
А если так, то почему меня подставили? Она что, таким образом хочет от меня избавиться? Зачем? Одно ее слово – и я собираю чемоданы.
Без любви или хотя бы элементарного взаимопонимания и уважения семейная жизнь превращается в фарс, в каждодневный кошмар.
Мы жили пусть и не душа в душу, однако и не грызлись как собаки. Скандалы и скандальчики были, не скрою, но больше из-за взрывного характера Каролины.
По натуре я в семейной жизни человек мирный. Как диван – где его поставили, там он и стоит. И никаких шорохов, а тем более передвижений. Разве что пыль на себе собирает.
Нет, здесь что-то не так. Ситуация возле элементарной логики даже не ночевала. Нужно сначала подхлестнуть мозги, а затем успокоиться. Успокоиться…
Успокойся, Иво, черт тебя дери! Распсиховался, как институтка…
Ноги сами привели меня в этот подвал. По дороге я купил две бутылки водки, немудреную закуску, бутылку минеральной воды и несколько пластмассовых стаканчиков.
Я пришел в гости к бомжам – Антонине и Гоше. Возвращаться в мастерскую Кир Кирыча мне не хотелось. Я знал, что там сразу начнутся расспросы, а мне даже языком не хотелось шевелить на тему, которая достала меня до печенок.
'Апартаменты' бомжей находились в подвале старинного четырехэтажного дома, разрушенного взрывом газового баллона. Вернее, была разрушена только одна квартира, но здание с провалившейся крышей стало похожим на седло лихого ковбоя и все пошло трещинами.
Уж не знаю, почему дом не снесли или не отреставрировали, – наверное, у городских властей до этого просто руки не дошли или не хватило денег на такие работы – но людей выселили.
Аварийное здание было обнесено высоким забором из не строганных досок. Похоже, на месте дома решили что-то построить, если судить по уже начавшим ржаветь рельсам башенного крана, воротам и ведущей к ним дороге, засыпанной щебенкой.
Я пролез на огороженную территорию через дыру в заборе. Видимо, ее проделали не шибко закормленные бомжи, а может, местные пацаны, потому что щель была узкой, и я едва не остался без своего маскировочного наряда.
Очутившись по другую сторону забора, я критически осмотрел свои лохмотья, которые стали полным рваньем, и с удовлетворением хмыкнул. Теперь я и впрямь выглядел как настоящий босяк.
Вход в жилище моих знакомых я разыскал не без труда. Оказалось, что подвал разделен на секции (по числу входных дверей) и в каждой из них жили бездомные.
Где обретаются Гоша с Антониной мне подсказал кривобокий хмырь с хитрыми красными глазками. При взгляде на пакет, откуда явственно слышалось позвякивание полных бутылок, у него, как у подопытной собаки известного физиолога Павлова, началось обильное слюноотделение.
Сначала он тащился сзади, не отрывая глаз от пакета, а затем предупредительно опередил меня и полез через кучу мусора ко входу в жилище Гоши и Антонитгы.
Кривобокий шустро спустился вниз по выщербленным ступеням и сильно постучал в замызганную дверь.
Гоша, Гоша-а! – позвал он тонким писклявым голоском; и снова забарабанил в лверь кулаками. -Открывай, к тябе гости. Ответили быстро; это я судил по морщинистой физиономии своего проводника, который явно был удивлен.
Шшас я те постучу! Вали отседа, Чвык!
Гоша, дак ведь я, это, по просьбе…
– Чвык, я тебе всю рожу расцарапаю! – раздался воинственный голос Антонины. – Ну, надоел, ну, надоел..
Здравствуйте, Антонина, – сказал я вежливо, бесцеремонно отодвинув в сторону кривобокого Чвыка. -Это я.
Пришел, как договаривались.
– Не понял… – Это уже голос Гоши, – Что за дела, Антонина!? Ну-ка, погодь, счас глянем, с кем ты там. стерва, шуры-муры разводишь, когда меня дома нет.
Дверь отворилась и на меня воззрилась похмельная физиономия российского Отелло. В правой руке он держал железный прут.
– Гоша, ты что, своих не узнаешь? – спросил я с укоризной, изобразив приветливую улыбку.
Свои на паперти милостыню просят, мурло. Вали отседа, пока цел! Он воинственно взмахнул прутом.
Антонина, ну скажи ему… – проблеял я голосом холощеного евнуха.
И беспомощно развел руками. При этом я как бы невзначай потряс пакетом, который тут же отозвался приятным звоном полных бутылок.
– Гоша, остынь! – громыхнула появившаяся, как по мановению волшебной палочки, Антонина; она цапнула за шиворот своего Отелло и утащила его куда-то в глубину подвала.
Похоже, слух у нее был отменный.
Она нарисовалась в дверном проеме примерно через две-три минуты. Все это время хозяева подвальных 'апартаментов' пререкались, обзывая друг дружку нехорошими словами.
Я терпеливо ждал. Сзади, почти вплотную ко мне, неприкаянно мыкался Чвык. Он с такой собачьей тоской глядел на мой пакет, что мне захотелось немедленно налить ему стопарик. чтобы не слышать над ухом его зловонного дыхания.
Ты кто? – спросила гневная Антонина.
Она почему-то смотрела не на меня, а на пакет-приманку. Наверное, хотела точно удостовериться, что в нем лежит именно то, чего дружной семейке бомжей всегда так не хватает.
Чтобы не разочаровать ее, я без всяких церемоний и объяснений засунул руку в пакет, достал бутылку водки, и сказал слово, состоящее всего из одной буквы:
– О!
В русском языке это слово-звук имеет столько оттенков, что им можно прокомментировать любое событие. Я уже не говорю о современных телесериалах с их кондовыми диалогами и убогими сюжетами. Если заменить бред, который несут несчастные артисты, буквой 'О','то будут получаться шедевры не хуже голливудских.
Для полноты картины – так сказать, чтобы усилить художественное воздействие на зрителя до полного беспредела и обогнать Америку (мечта!) – можно добавить к этому
