подставленного и нахлебаться свинцовой каши из-за лени или глупости по самое некуда. По мнению Базуля, а значит и Балагулы, все было в полном ажуре: земля подмерзла, снегу выпало совсем чуть-чуть, 'стрелку' назначили на субботу, в первой половине дня, когда практически все гаишники и дорожная милиция трудились на свой карман, охраняя многочисленные автомобильные рынки и толчки, а на дежурства в райотделах должны заступить свои люди, готовые в случае засветки 'мероприятия' и каких-либо контрмер правоохранительных органов немедленно подать условный сигнал. И все равно, невзирая на благоприятные обстоятельства, на душе у 'положенца' было почему-то муторно…
Субботний день оказался теплым и пасмурным, хотя служба прогнозов погоды грозилась резким понижением температуры и сильными ветрами. На самом деле столбик термометра цепко держался за нулевую отметку, а вместо предполагаемого ясного солнечного утра горизонт обложили брюхатые свинцово-серые тучи, с минуты на минуту готовые разродиться метелью.
Балагула в очередной раз произвел смотр своего 'воинства' и остался доволен. Его парни прибыли минут на пять раньше людей Чингиза и слаженно заняли указанные в диспозиции места. Он, как и хотел Базуль, выбрал лучших – не мускулистых 'быков' со лбом, который можно закрыть одним пальцем, а в основном тех, кто воевал в Чечне и вдоволь нанюхался пороху. Эти парни знали свое дело туго и совершенно не испытывали естественного в таких случаях мандража.
Наконец из лесополосы показались и машины с парнями Чингиза. Они разъехались веером и остановились метрах в сорока от Базуля, который стоял, опершись на капот своего бронированного 'мерса', и с удовольствием вдыхал свежий воздух, пахнувший снегом и хвоей – чуть поодаль, на пригорке, зеленела небольшая еловая рощица. 'Стрелка' с Чингизом его скорее забавляла, нежели тревожила. За те несколько дней, что прошли после неприятного известия о неминуемой разборке, он прозондировал ситуацию вокруг конфликта и немного поостыл, благо информация, полученная им от верных людей, окопавшихся в столице, теперь уже вовсе не казалась ему опасной и безвыходной. Ожидая Чингиза, он больше думал о предстоящей завтра первой пробе на ринге одного из его любимцев, бульмастифа по кличке Фарт, нежели о предстоящем толковище.
Они сошлись ровно посредине между двумя рядами машин с включенными моторами – их не глушили специально, чтобы рядовые бойцы не могли слышать о чем разговаривают их боссы.
– Здравствуй, Федор Лукич, – сдержанно поприветствовал 'положенца' Чингиз.
– Привет, – неприязненно буркнул Базуль.
Ни Чингиз, ни старый вор 'в законе' друг другу руки не подали.
– Как здоровье? – для проформы поинтересовался Чингиз.
– Пока не жалуюсь. Чего и тебе желаю… – со скрытой издевкой ответил Базуль – он знал, что Чингиз прочно сидит на игле и ни дня не может прожить без импортных сильнодействующих наркотиков, которые вот-вот превратят его в развалину.
Чингизу едва перевалило за сорок. Он был невысок, болезненно худ, но жилист. На его бесстрастном восточном лице практически не было растительности, а потому жидкие тоненькие усики смотрелись как приклеенные. Узкие неподвижные глаза собеседника Базуля казалось глядели не наружу, а внутрь; создавалось впечатление, что они просто нарисованы на сухой желтоватой коже, похожей на старый пергамент.
– Клевая у тебя тачка, – с завистью буркнул Чингиз, глядя за спину Базулю.
– У тебя не хуже, – показал вставные золотые зубы 'положенец' в кислой улыбке.
– Не скажи… Твой 'мерс' бронированный, а у моего разве что движок посильнее.
– Зато тебя никто не догонит, – теперь уже Базуль рассмеялся вполне откровенно.
В выражении лица Чингиза что-то изменилось – будто кто-то невидимый быстро сменил одну маску на другую. Теперь полная невозмутимость уступила место хищной настороженности.
– Ладно, потрепались – и будет, – глухо сказал Чингиз. – У нас не так много времени разводить трали-вали.
Нужно решить вопрос.
– Решай, – преувеличенно кротко кивнул Базуль.
– В позапрошлом году на сходняке[18] авторитетов мы разделили город на сферы влияния. Было такое?
– Ну… – 'положенец' был удивлен – он ожидал совершенно иного начала и абсолютно на другую тему.
– Тогда скажи мне по какому праву ты взял под себя Кургузый рынок? Он на моей территории.
Базуль опешил. Он никогда не был тугодумом, но сейчас у него в голове все смешалось и вдобавок напрочь отняло речь. Старый вор 'в законе' лишь бессмысленно таращился на Чингиза, пытаясь сообразить куда тот клонит.
Кургузый рынок находился на границе размежевания сфер влияния группировки Базуля и Чингиза. Совсем недавно на большой пустырь посреди недавно отстроенного микрорайона никто из братвы не только не смотрел, но даже плюнуть не хотел. Обычно там кучковались старушки, приторговывая семечками, сигаретами и ранней зеленью, выращенною в парниках. Что с них возьмешь? Если кто и щипал их потихоньку да помаленьку, так это местная мелкая шантрапа, не входившая ни в один из городских мафиозных кланов.
Но так было до тех пор, пока сначала к самому рынку не подвели трамвайные пути, а затем не открыли линию троллейбусного маршрута. Неожиданно оказалось, что Кургузый рынок неизвестно по какой причине стал чрезвычайно привлекателен для колхозников, которые его буквально оккупировали и начали продавать продукты по смехотворно низким ценам. Впрочем, ничего необычного в ценообразовании не было: сперва торговля шла без рвачей-посредников и без 'народных контролеров' – в лице рэкетиров и мздоимцев от налоговых и прочих государственных служб.
Конечно, вскоре нашелся ушлый бизнесмен, мгновенно сообразивший какое открывается перед ним золотое дно. Он быстренько оформил в мэрии земельный отвод, за два месяца построил торговые ряды и начал ковать большие деньги сидя в кресле и поплевывая в потолок. Балагула, несмотря на свою квадратную дубовую голову, проявил истинно ментовскую прыть и накрыл благодушествующего 'нового' русского ровно за два дня до появления в его офисе людей Чингиза.
Те покрутились немного вокруг да около Кургузого рынка и сочли за благо по быстрому исчезнуть – 'крыша' Базуля в городе была самой сильной и надежной, а потому в его владения осмеливались вторгаться лишь изредка и только 'дикие', в основном молодая бандитская поросль и откинувшиеся.[19] Действовали они непродуманно, шальными налетами и обычно пускали кровь почем зря. Бывший опер Балагула очень скоро выходил на их след, и тогда в ход шли два варианта: оборзевших 'отморозков' сдавали уголовке или разбирались сами – без лишнего шума и с максимальным эффектом. С годами остепенившийся Базуль не терпел, когда кто-то мешал его почти официальному бизнесу…
И вот сегодня Чингиз, который до этого дня даже не заикался по поводу Кургузого рынка, совершенно неожиданно решил покачать права. Чтобы это могло значить?
– Ты серьезно? – сдержанно удивился Базуль, все еще пытаясь найти разгадку необычного поведения Чингиза.
– А разве я похож на трепача? – ответил вопросом на вопрос его визави.
– Тебе виднее, – отрезал постепенно наливающийся гневом 'положенец'.
– Так что скажешь по поводу рынка? – опять спросил Чингиз.
